— Спасибо, Вивека.
— Если бы я захотела допросить свидетеля под гипнозом, ты помогла бы мне это осуществить?
— Конечно, само собой.
Впервые Малин видит Вивеку радостной, преисполненной ожидания.
— Если сам свидетель даст согласие, то для меня это не проблема.
Потом они сидят молча.
Над гладью озера разносятся отдаленные взрывы смеха, затем мощный всплеск.
— Искупайся, если хочешь — говорит Вивека. — Я могу одолжить тебе купальник. И оставайся ночевать, у нас есть бунгало для гостей. А утром Яльмар приготовит нам вкуснейшую яичницу.
Малин думает.
Номер на дисплее.
— Искупаюсь с удовольствием. Но потом мне нужно домой.
Воспоминания о теплой воде озера пронизывают ее, когда час спустя она лежит в постели Даниэля Хёгфельдта и ощущает поверх себя его твердое, тяжелое, пылающее тело, как он совершает мощные толчки в глубине ее, как она растекается и превращается в поток без чувств, воспоминаний и будущего, капли без цели и направления. Тело, наполненное снами, которые стоит посмотреть, взрыв — иногда единственное, что нужно всем триллионам клеток человека.
И только для того, чтобы выдержать общение с самим собой.
41
Двадцать первое июля, среда
Его кожа.
Она маслянисто блестит в слабом предутреннем свете, который просачивается в комнату через щель под опущенными жалюзи. Придя вчера к нему, она не сказала ни слова, молча повела его в спальню, а теперь так же молча выходит оттуда, одевается в холле, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить его.
Ибо что она может сказать ему?
Мне было хорошо?
Давай сходим в кино?
Или устроим романтический ужин для двоих?
Он лежит в кровати, всего в нескольких метрах от нее, однако в ней хранится ощущение его — ощущение близости, но и отстраненности.
Вибратор.
Двойная отстраненность. Удивительно, должно быть, ощущать, как в тебя входит предмет, не имеющий ничего общего с человеческим телом, идеальное орудие для того, кто хочет уйти, но при этом остаться.
Малин покидает квартиру Даниэля Хёгфельдта, выскальзывает за дверь, зная, что он уже не спит.
Я слышу, как ты уходишь, Малин. И не пытаюсь тебя удержать.
В спальне жарко, влага наших тел притаилась в простынях, пот подо мной принадлежит и тебе, и мне.
Удержать тебя — невозможная задача. Да и что я скажу? Смогу ли придать серьезность своему голосу, своим словам? Ты слишком сложна для меня, Малин. Ты соткана из противоречий, слишком умна.
Женщина должна быть простой и ясной. Как трубочка с мороженым в летний день. Глуповатая, но добродушная — вот такая женщина мне нужна. Или дело обстоит как раз наоборот — что мне нужна ты. Но я не знаю, как рассказать об этом. Ни тебе, ни самому себе.
Домой, принять душ, переодеться. Тоска по Туве и Янне, мигрень до тошноты. И дальше, даже не успев понять, как это произошло, она видит Карима Акбара, стоящего у доски и делающего обзор ситуации в расследовании дела о нападении на Юсефин Давидссон и убийстве Тересы Эккевед и Софии Фреден.
Туве вернется домой сегодня ночью.
«Надо сосредоточиться на этом, — думает Малин. — Но это позже».
Утреннее совещание, как обычно, в девять часов.
На лицах всех сидящих в конференц-зале читается усталость. Жара и столкновение с чудовищным преступлением проложили на них дополнительные морщины; это человеческие поступки, которые им в силу своей работы приходится разбирать и если не понимать, то, во всяком случае, делать более-менее понятными, наглядными для себя и других.
— Журналисты сошли с ума, — говорит Карим. — Они готовы буквально на смерть ради информации о ходе следствия, но на нас это никак не должно влиять. Итак, с чего начнем? Как продвигается проработка различных версий?
— Вчера мы допросили Бехзада Карами и его родителей, — говорит Вальдемар Экенберг. — Анонимный доносчик оказался прав — они солгали по поводу семейного праздника. Бехзад утверждает, что охранял свои посадки ежевики на участке возле Стонгона, и я склонен ему верить, хотя нет свидетелей, готовых стопроцентно это подтвердить. Однако соседи видели свет в окнах его домика в те ночи, которые нас интересуют.
— А ты что скажешь, Сундстен? — Свен Шёман дышит с трудом, лицо у него багровое.
— Наверное, так и есть.
— Наверное?
— Точно мы не знаем, но с большой вероятностью это соответствует истине. Теперь мы ждем информации о том, кто звонил и указал на Бехзада как замешанного в деле. Планируем допросить этого человека.
— А как вы его найдете?
— Это трудно. Но «Телиа»[18]пытается локализовать точку, из которой звонили. Звонок прошел по их сети, так что есть надежда выйти на кого-нибудь из знакомых Бехзада, кто нам уже известен. Мы ведь с ними не раз сталкивались.
— Отлично. А список известных лиц, совершивших преступления на сексуальной почве?
— Вчера мы застали троих. Все трое вне подозрений.
— Никаких новостей по поводу того, кто сообщил в полицию о Юсефин Давидссон?
— Нет, — отвечает Малин. — Кажется, прошло сто лет.
— Скорее всего, это был просто прохожий, который не желает общаться с полицией, — делает вывод Свен. — И еще могу сообщить, что допросы родителей и близких Софии Фреден в Мьёльбю не дали никаких новых зацепок. Судя по всему, София была очень положительной девушкой, хорошо училась, нигде не болталась. Техническое обследование места преступления также дало нулевые результаты. Но мы ничего другого и не ожидали. Этот человек наводит после себя порядок, основательно и педантично. На теле Софии Фреден также обнаружены следы хлорки. Частицы краски в ее влагалище идентичны тем, которые были найдены у других жертв. Причина смерти — удушение. Технический отдел занимается ее компьютером, списки звонков с мобильного телефона скоро получим.
Свен делает паузу.
В этом расследовании все идет тяжело, никаких подарков судьбы.
— Facebook и Yahoo по-прежнему не дают никакой информации. Они стоят на страже неприкосновенности частной жизни своих пользователей.
— Мы никак не можем на них нажать? В юридическом плане? — спрашивает Зак.
— Разумеется, мы можем добиться решения суда, который обяжет их передать нам необходимые сведения. Но такое решение может быть обжаловано. Какая инстанция отвечает за сервер на Каймановых островах?
