продолжает она чуть громче, оживленнее. – Я должна была восстановить Фэрхейвен. От меня зависели люди. И не только люди – весь город.
Я вспоминаю ближайшие к дому поля. Они отличаются от остальных. Там кукуруза еще растет, но она ненормальная. Неправильная. Как тела в абрикосовой роще.
– Ридицин стимулировал рост. – В ее позе, в каждом ее слове чувствуется воинственность. – Делал стерильные растения фертильными. Да, это было опасно. Я это знала. Но тогда я была одна, а за себя я не боялась. Я должна была попытаться.
Нет, не должна.
– Я обработала им землю. Два года обрабатывала, не меньше, и ничего не происходило. – Она быстро проводит рукой по щеке, и я понимаю, что глубокие тени скрыли от меня слезы. – Но если делать это регулярно, вещество рано или поздно начнет накапливаться. – На секунду она замолкает, надевает розовые рукавицы, достает из духовки запеканку и выкладывает ее на решетку. Как же это в ее духе: до последнего делать вид, что все нормально. – Ридицин накопился в земле. И во мне.
У нее вырывается почти горький смешок.
– Ты поверишь, если я скажу, что прежде мне и дела не было до Писания?
– Писания? – При чем здесь Писание?
– Нет, правда, – говорит она. – Я, конечно, бывала в церкви, но… Короче говоря, два года я билась над землей. Пыталась справиться своими силами. Получить от нее хоть что-нибудь. И получила. Она дала мне Джо.
Вот оно. То, что мне нужно. Ключ ко мне, к Тесс, к девочкам в роще.
– В каком смысле «дала Джо»?
Бабушка устало вздыхает.
– Объяснить тебе, как получаются дети, Марго?
– Ты сама заговорила о Писании, – начинаю я, но бабушка меня перебивает.
– Ридицин сделал то, что от него ожидалось. Удвоил гены. Вот только не в полях, а во мне. – Ее рука ложится на живот. – Я родила твою мать в абрикосовой роще. Я до последнего не чувствовала, что вот-вот рожу, пока не стало слишком поздно. Крови было много.
– Но это только один ребенок. А они были близняшками.
– Да. – Ее голос звучит устало. – Кэтрин появилась иначе. На следующий день я пошла в рощу и нашла там ее. Наполовину в земле, совсем еще малютку. Как две капли воды похожую на сестру.
Что-то раскалывается в груди – знание, которое сидело во мне с той минуты, как я увидела девочек в роще. Кэтрин и Джо. Зеркальные близнецы. Одна из бабушки, вторая из земли. Все то, что я видела и пыталась не замечать, собирается в единое целое.
Кровь на земле Нильсенов. Отдай побольше, и, возможно, она даст что-то взамен.
– Так вот почему? – спрашиваю я. – Поэтому они были разные? – Должно быть, поэтому Кэтрин заболела, а мама нет. Поэтому огонь погубил одну и спас другую.
– Наверняка я этого уже не узнаю, – говорит бабушка, и я подавляю вспышку негодования. – Но химикаты со временем расщепляются. Портятся. И это ровно то, что происходило с Кэтрин. А вот у Джо было иначе. Думаю, в ней ридицин вел себя по-другому. Передал себя дальше. – Она кивает на меня. – В конце концов, вот она ты. Отпочковалась от матери, как она отпочковалась от меня.
Но не девочки в роще. Передается ли ридицин по наследству или остается внутри одного организма – разницы никакой. Ущерб нанесен, и все мы в конечном счете оказались здесь.
Я мотаю головой, не обращая внимания на вспышку боли, подхожу к ней и опираюсь на кухонную стойку рядом.
Бабушка смотрит на меня. В желтом свете ее кожа кажется землистой и тонкой. На щеках влажные дорожки от слез, в уголках глаз собрались морщины. Я как будто вижу ее впервые.
– Мне жаль, – говорит она. До этой минуты ее голос звучал молодо, но теперь – нет. Боль, хорошо знакомая после жизни с мамой, сжимает сердце. – Правда. – Она протягивает руку и касается края раны у меня на виске.
Я отодвигаюсь в сторону. Этого мне от нее не нужно. Мне нужны ответы.
– Они ведь не появлялись во времена Кэтрин и мамы?
– Нет. Нет, их было только двое, – мягко говорит она. – До тех пор пока Кэтрин не умерла. Пока твоя мать не вернула ее в землю. Думаю, в тот момент она и посеяла это зерно.
Правда похожа на черную дыру, и мы обе ходим по самому краю. Кэтрин не просто умерла. Ее убила мама, и она сделала это, потому что так сказала бабушка.
– Но ведь мама сожгла рощу, – говорю я. Напоминаю сама себе, что мама пыталась это остановить.
Бабушка кивает.
– Она думала, что с этим все закончится. Я тоже так думала. Но роща восстановилась, и история продолжилась. Ты – тому доказательство. Все они. – Бабушка опирается на стойку, и ее тень ползет вперед, сливаясь с чернотой кухни. – С младенцами было несложно. Я брала их в дом и дарила им несколько месяцев хорошей жизни, прежде чем от них избавиться.
Я морщусь. Избавиться – подходящее слово.
– Но они становились все старше, – продолжает она. – Я находила их в роще уже не младенцами. Они были твоего возраста, наверное. – В напряженном голосе проскальзывает раздражение. – Это был упорядоченный процесс. И я держала его под контролем.
Она никогда его не контролировала. Ни единой секунды. Неужели она не понимает? Абрикосы с человеческими зубами вместо косточек. Кукуруза из плоти и крови. Оно повсюду. Это живая система, каждый элемент которой напрямую связан с остальными. Она забирала этих девочек, превращала их колыбель в могилу, а потом все повторялось снова и снова. Накапливалось, как снежный ком. Но она отказывается это признавать.
– Все было под контролем, – говорит она. – Клянусь. А потом одна из них сбежала, как раз когда приехала ты, и… – Она осекается. Тяжело сглатывает, берет себя в руки. – С тобой я собиралась начать все заново. Я не хотела потерять тебя, как потеряла Джо вслед за Кэтрин. Я не думала, что когда-нибудь снова ее увижу. – Она смеется. Сухо, безжизненно. – Но мне повезло.
– Повезло? – Я бы выбрала другое слово. Везение всегда обходило меня стороной.
– То тело на шоссе могло доставить мне проблем. Твоя мать приехала очень вовремя. Я собиралась указать полиции на нее, и они бы оставили нас в покое. – Она вытирает ладони о подол, расправляет складки. – Но тут Тереза решила закатить истерику.
– Ничего бы не вышло. – Я злорадно улыбаюсь: здесь она просчиталась. – Мама уехала.
Бабушка хмыкает.
– Признаться, я не удивлена. Странно, что она вообще приезжала. После Кэтрин она продержалась от силы пару месяцев. Думаю, просто физически не могла здесь находиться. Особенно после того, как узнала про тебя.
– Меня ждет то же самое? Очередная девочка
