в курсе. У нее где-то в деревне родители-старики.
— И не только они. Она же весьма убедительна была, играя роль беременной. Так вот, оказывается, опыт был. У Ермаковой сын есть, Камиль! И папаша этого главного наследника собирается явиться к нам в гости для обсуждения получения наследства. Не знаю, как ты, а у меня булки сжались. Ведь пока единственная версия ее смерти — убийство от твоей руки…
— Заткнись, — шиплю я, в кулаке сжимая телефон.
— Я то же самое адвокату сказал. Но это правда. Он свидетельство о рождении видел. Пацану четыре года. Так что готовься, брат, к встрече с мужем Ермаковой. Залечивай свое ребро и купи новые боксерские перчатки. Махаться же будете? — усмехается он. — Ты не волнуйся. Если что, я об Асе позабочусь не хуже тебя.
— Ты, если хрень пороть не перестанешь, то соседом Глеба по палате станешь. Ты обещал, что с меня снимут обвинения, так работай, вместо того чтобы злорадствовать!
— Работаем, брат, работаем. Адвокат ковыряется.
— Плохо ковыряется. Пусть разгон набирает, но до встречи с тем типом я должен быть чистым!
— Боишься его?
— Ты дебил?! Я в глазах ребенка буду выглядеть убийцей его спятившей мамаши!
— Оу, об этом я не подумал. Не ссы, все будет. Давай.
Я отнимаю телефон от уха и сжимаю челюсти. Какая же мразь — эта Ермакова! Сколько лжи и сюрпризов после себя оставила!
Походу, о спокойной жизни, девочка, мы с тобой пока можем только мечтать.
Глава 16. Примирение
Ася
— Глиома головного мозга, — оглушает меня Чеховской. Он говорит спокойно. Чувствуется, что смирился с диагнозом. — Вы же медик, Анастасия. Понимаете, что это неизлечимо. При обнаружении на ранней стадии выживает лишь четверть больных. А я слишком поздно узнал.
— У меня есть знакомые врачи, профессора. Не унывайте. Я уверена, это какая-то ошибка. Вы бодро выглядите. Совсем не похожи на больного.
— Не мог же я дотянуть до момента, когда на меня без слез не взглянешь. Лучше попрощаться с детьми заранее, чтобы таким меня запомнили — полным сил. Вы, Анастасия, не переживайте. И ни в коем случае не вините себя. Поверьте, я все испробовал. В США, в Германии, в Израиле, в Китае, на Тибете. Это конец. Я прожил хорошую жизнь. У меня все было — власть, деньги, женщины. Мне семьдесят два года, Анастасия. Разве это мало? — с ностальгией улыбается он. — А главное — я имел возможность быть отцом Камиля.
У меня ком застревает в горле. Как я скажу Камилю, что ничем не могу помочь? Почти то же самое, что загнать ему нож под ребра. Он ни за что не смирится. Сам будет врачей и клиники искать. Мир вверх дном перевернет, потому что он не Адель, не Роман. Он не говорит, а делает.
— Но…
— Перестаньте, — мотает головой Чеховской. — Все, что вы мне предложите, я испробовал. Дважды. Шансов нет. Но я выкупил себе место в хорошей клинике. Там за мной будут ухаживать до самого конца.
— Вы не можете, — шепчу я охрипшим голосом. — Не имеете права бросить Камиля.
— Теперь я могу спокойно уйти. У него есть вы. — Он кладет свою высохшую с годами руку на мою и улыбается. — Вы позаботьтесь о нем. Как отец прошу. Он хорошим мужем будет.
— Не сомневаюсь.
— Вы рядом с ним ни в чем нуждаться не будете. Он за двоих любить будет. Империи Адель придет конец. Это неизбежно. Она сама все потеряет, потому что ума нет. И Камиль освободится. Вы тогда его на ровную дорожку выводите. Если боитесь, что криминальный мир его не отпустит, то успокою вас: таких, как он, убивать нельзя. Перед ним всегда будут пресмыкаться. Он живым полезен.
— Чем он будет полезен, отложив оружие?
— Вера, Анастасия. Все мы живем верой. И бандиты тоже. Камиль не расколется даже под страхом смерти. Значит, опасности, как «язык», не представляет. А пригодиться в будущем, как наемник, может.
У меня мурашки бегут по спине. Я передергиваю плечами, не желая даже думать о подобном.
— Адель сложнее. Ей либо решетка, либо побег, либо смерть светит. Тут без варианта на «долго и счастливо».
— Вы действительно приехали попрощаться, — вздыхаю я. — Знаете, когда я впервые услышала о вас от Камиля, он назвал вас хорошим человеком. Сказал, что вы пытались уберечь детей от жажды легких денег. А еще сказал, что вы правы, раз знать таких детей не желаете. Вы не сомневайтесь, он любит вас. Вы подарили ему семью, и за это он вам очень благодарен.
Чеховской хмыкает, опустив лицо. Я легонько глажу его по плечу. Никакие разговоры не нужны, когда все очевидно.
Вошедший в библиотеку Роман крутит в руке телефон и, опасно скалясь, вальяжной походкой приближается к нам. Вид такой довольный, словно исполнилась его заветная мечта — он наконец-то во главе бандитской группировки. И весь этот ликующий образ напоминает мне о его Дне рождения. Примерно также высокомерно и самовлюбленно он смотрел на меня в ожидании, что раздеваться начну.
— Отвези меня в аэропорт, — просит его отец.
— Уже? Не погостишь? — Тот присаживается на угол стола.
— Не нравится мне тут. Холодно.
— Да, тут не Москва.
— Не о том я холоде, сынок. О сердцах ваших. Совсем заледенели.
— Ты из-за Камиля бычишься? Побесится и успокоится. Его только недавно из больнички выписали. Реабилитация еще.
Я закатываю глаза, с трудом сдерживаясь, чтобы не послать его.
— Меня уже в клинике ждут. Не буду заставлять врачей нервничать, — отвечает Чеховской старший.
— Как хочешь. Отдам Азизу приказ. Он тебя отвезет. — Он с абсолютным равнодушием звонит Азизу, вводя меня в ступор.
Это же твой отец! Очнись! Он не в соседнем доме живет. А совсем скоро его не станет. Как можно быть таким бессердечным?! Выслуживаться перед подонками ради власти, но пренебрегать умирающим отцом?!
— Давайте дождемся Камиля. Мы с ним вас отвезем, — поправляю я неприятную для меня ситуацию.
— Вам и без меня есть, чем заняться. Например, о свадьбе подумать.
— О какой еще свадьбе? — Взгляд Романа падает на мой палец. Кольцо буквально отражается в его глазах, разжигает в них огонь. — Молодец, братец. Не успел от одной невесты избавиться, другую окольцевал.
Вот же сволочь! В точности как сестрица. Выделяя себя на фоне Камиля, ничем не брезгует.
— Ты брал бы пример, — парирую я. — Тем более вы с ним так похожи. Оба на медсестричек запали.
— Сын? — удивляется Чеховской старший. — Я чего-то не знаю?
Тот хмурится, не въезжая, о чем я. Пожимает плечами, растерянно