не может!
И я мгновенно понял: ряженые! Настоящие советские милиционеры никогда так не поведут себя, когда им предъявляет свои документы журналист. Ведь чёрт знает из какой газеты он может оказаться! Тут можно и звездочек лишиться, а то и самих погон.
Глава 26
Развязка и побег
Я приложил руку ко рту и негромко, деликатно кашлянул. Это означало двойной сигнал тревоги: «Внимание! Опасность!»
Сотников покосился на меня и медленно убрал свое удостоверение обратно в карман. А в это время в соседнем подъезде распахнулась дверь, оттуда вышел человек в спортивном костюме «Адидас» и направился к нам. Я глянул на него и замер: это был тот самый качок, который треснул меня в лоб, ворвался в мою квартиру и потом еще и здорово накостылял мне по ребрам.
И одет он был так же, как в прошлый раз, и на морде у него как влитые сидели модные солнцезащитные очки. Видимо, о нем-то и говорила Ольга Антоновна, упомянув «хамелеоны».
Ничуть не стесняясь, мой давешний обидчик подошел, смерил меня наглым взглядом и, поманив к себе лейтенанта, что-то зашептал ему на ухо, одновременно указывая ему пальцем в мою сторону.
И я понял: сейчас или никогда. Вот тот момент для мести, который ни в коем случае нельзя упустить. После чего примерился и врезал ему ногой по колену.
Иначе качка мне было не вырубить, уж слишком он крепкий и кряжистый на вид. Зато я когда-то неплохо играл в футбол и очень хорошо разбираюсь в болевых местах человека, в особенности на ногах. Только на этот раз я ударил не в полсилы, как давеча в парке юного «крысеныша» Мишку, а от души и, как говорится, со всей дури.
Качок моментально скопытился, даже очки с него слетели. А я резко развернулся и дал деру. «Ряженые» милиционеры и качок не успели опомниться, а я уже обогнул угол дома и теперь со всех ног мчался вперед, к заборам и калиткам частных домов, молясь наудачу, чтобы не забежать в какой-нибудь глухой тупик между домами.
Что делали в эту минуту Сотников и Ольга Антоновна, я, понятное дело, видеть уже не мог. Но надеялся, что шеф защитит нашу подопечную, а я отвлеку главные силы противника на себя.
Время показало, что в ту минуту я ошибался насчет главных сил. Очень скоро мне показалось, что на меня устроила облаву чуть ли не вся поселковая милиция. Краем глаза я увидел мчавшиеся по асфальтовой дороге паралельным со мной курсом сразу два «уазика» ПМГ — передвижные милицейские группы, которые из-за цвета машин в народе издавна прозывают «попугаями». А где-то позади, в том у меня не было со мнений, следом за мной неслись разъяренный качок и, возможно, сержант с резиновым «демократизатором» наперевес.
Эта картина только мелькнула у меня в голове яркой, горячечной вспышкой, когда передо мной открылась дорога, и к счастью под уклон, ведущая к спасительному, как я надеялся, лесу. Тому самому, что я видел давеча из окна квартиры Ольги Антоновны.
Теперь мне предстояло решиться: или снова нырнуть, как зайцу, под прикрытие частных домов и дворов, которые теперь заметно поредели, или же рискнуть и рвануть по открытой местности, в надежде успеть достичь леса, прежде чем меня перехватят милицейские «уазики». Времени на размышления у меня не было, и, очертя голову, я рванул напрямки, радуюсь тому, что хотя бы дорога ведет под уклон.
Быстро обернувшись на ходу, я увидел стремительно мелькающее между листвой деревьев большое желто-синее пятно. Это за мной в погоню мчался милицейский «попугай». А впереди моим глазам предстала весьма живописная картина.
Трое явно поддатых мужиков — символическая ситуация для России! — в изумлении застыли на дороге, потрясенно взирая на мчащийся прямо на них «уазик». В их распоряжении также имелись разнообразные колесные средства, в основном тачки либо тележки, сварганенные из ящиков для винных либо пивных бутылок, и водружённые на разнокалиберные колеса, явно отторгнутые от детских колясок, выброшенных, видимо, за ненадобностью местными дачниками по мере стремительного роста их чад, детей и внуков. Слава богу, на наших дачах дети растут как грибы, не по дням, а по часам.
Емкости, которыми были уставлены эти импровизированные повозки, вполне могли составить гордость какого-нибудь будущего музея тары и бутылок в многом еще и потому, что привычных мне в веке двадцать первом пятилитровых канистр к 1980-му году в СССР еще пока просто не изобрели. Зато их с успехом заменяли всяческие бидоны, главным образом из-под молока, исполинских размеров чаны и кастрюли, явно утащенные из армейской полковой, если не дивизионной кухни, и популярные в советском дачном мире огромные стеклянные химические колбы, в которых предприимчивые дачники настаивали плодово-выгодную брагу из всего фруктово-ягодного, что только произрастало на их земельных и садовых участках.
Мужики были явно из местных и, скорее всего, подрядились доставлять городским дачникам воду из редких артезианских источников, оборудованных в садоводческих товариществах. Чаще всего им было это в лом, поэтому они заправлялись якобы студеной ключевою водой прямо из водопроводных колонок, которые прежде имелись в любом советском городе, селе или деревне. Буквально минуту назад я пробежал мимо одной такой колонки, подавив жгучее желание хлебнуть холодной водицы. А теперь местные алкаши с изумлением взирали на мчавшийся, бешено сигналя, прямо на них «милицейский 'уазик».
По всей видимости, этим мужикам столь редко доводилось видеть прежде гаишные машины в родном поселке, что для них колесная ПМГ с сиреной была чем-то сродни явлению Христа народу с известной картины из Третьяковской галереи. По-моему алкаши все-таки успели дружно отпрыгнуть с проезжей части, потому что желто-синий «попугай» с грохотом и звоном вдрызг разметал всю водоносную тару и помчался дальше. А я прибавил ходу, потому что из-за лицезрения этой живописной картины на бегу заметно сбавил обороты, и теперь расстояние между мной и преследователями существенно сократилось. К счастью, до ближайших сосновых стволов займищенского леса было уже рукой подать, а на электричку путь из поселка лежит с его противоположной стороны, и здесь не было ни тропинок, ни тем более грунтовых дорог, по которым мог бы протиснуться вглубь чащи легковой автомобиль. Я же несся, лавируя между соснами как мартовский заяц, наслаждаясь свободой и силой своего молодого тела, обретённого не так давно и невесть каким образом.
Я старался не сбавлять ходу, лишь изредка давая отдых своим разгорячённым легким, пока они еще не начали буквально пылать. У моих преследователей, однако, имелся неоспоримый козырь — знание окружающей местности, и я
