нашем деле всегда полезно обозреть окружающую тебя местность. Хорошенечко смотри, это на случай поиска путей отступления. Смотри так, будто ты как минимум международный обозревать газеты «Правда».
Бросив взгляд из окна, я сразу оценил преимущества дома, выбранного Сотниковым для жилья Ольге Антоновне. Здание стояло, пожалуй, на самой окраине жилой части поселка. Перед ним в железных и деревянных периметрах изгородей и заборов размещался почти целый квартал разнокалиберных домищ, домов и домишек частного сектора, в лабиринте которого при желании легко можно было спрятаться и затеряться. А дальше сплошной темно-зеленой полосой тянулись займищенские леса.
Удовлетворенные их живописным видом, открывавшимся из окна, мы уселись за стол, и Сотников стал выспрашивать у Ольги Антоновны особенности внешнего вида и возможные характерные приметы ее странных соглядатаев. Их, по словам женщины, было двое. Один высокий и худой, другой напротив — среднего роста, но коренастый. Лица обоих скрывали черные очки, у того, что поменьше — вроде как фотохромные «хамелеоны».
— Что скажешь? — кивнул мне шеф.
— Странно и подозрительно, — согласился я. — Подозрительно, что они лазают на задах дома. Так больше шансов привлечь к себе нежелательное внимание окружающих. Я еще понимаю, ходишь и зыришь в окна со двора. А за домом что делать добропорядочному советскому гражданину?
Я все-таки не удержался от легкой иронической нотки, но Сотников не придал этому значения.
— Вот и мы с тобой, свет мой Александр, так же появились тут. Демонстративно появились, скажем так. Так что никак нам было не укрыться от чужих взглядов, на что я, признаться, и рассчитывал. Теперь и посмотрим, кто кого. Следующий ход за ними. Хотя…
Сотников бросил быстрый взгляд на полочку с телефонным аппаратом.
— Может, они его уже сделали…
Он подошел к телефону, снял трубку и прислушался. Затем кивнул и опустил ее обратно на рычаг.
— Так и есть. В смысле — нет.
И, постучав пальцем по трубке, пояснил:
— Сигналов нет. Значит, нарушена связь. Видимо, в полном соответствии с их планами. Дождались, когда все птички слетятся в клетку…
Сотников глянул на наши недоумевающие лица и кивнул.
— Они нас заманивают. Точнее, уже заманили. И теперь мы должны точно понять, зачем.
Мы переглянулись с Ольгой Антоновной. Ничего мне сейчас не лезло в голову, вот честно!
— На самом-то деле всё просто, — чуть ли не весело произнес Сотников. — Лучший способ разгадать планы противника — это заставить его проявить себя. Поэтому мы сейчас не спеша спускаемся по лестнице и выходим во двор. Якобы для того, чтобы усадить Ольгу Антоновну в машину и увезти в город, где шансов для обороны у нас гораздо больше, чем в этом богом забытом пригороде.
Я тут же вспомнил свою любимую комедию «Семейка Адамс» и слова Фестера: я жил в беде, в нужде и в пригороде. Невольно улыбнулся, и Сотников тотчас поддержал меня:
— Правильно, стажер, не будем вешать нос. Ольга Антоновна, вы собрали с собой все необходимое, как я вас просил?
— Сменка одежды, деньги, паспорт и другие документы — со мной, — по-военному отрапортовала эта храбрая маленькая женщина и выразительно похлопала по толстой белой сумке через плечо.
— Отлично — похвалил шеф. — Спускаемся друг за другом, без суеты и спешки. Как выйдем во двор, держитесь меня. Если кто-нибудь к нам подойдет, ни с кем не разговаривайте. Просто делайте все, что я скажу или буду делать сам. На всякий случай условимся о сигналах тревоги. Если я кашляну — «Внимание!». А если при этом еще и прикрою рот, как делают все воспитанные и интеллигентные люди — «Внимание! Опасность!»
Сотников ободрительно похлопал меня по плечу.
— Но все будет хорошо и прямо-таки расчудесно, так что не волнуйтесь.
И мы отправились не волноваться, навстречу только хорошему и расчудесному.
В подъезде никаких сюрпризов нас не ожидало, двор также оказался пуст. И все равно я сетовал о том, как жаль, что мы находимся во времени, где еще нет пока мобильных сотовых телефонов. Сейчас легко можно было позвонить куда следует и вызвать наряд милиции, например.
К моему глубочайшему изумлению, милиция уже была во дворе, секунду назад казавшемся совершенно пустым. Точнее, два милиционера, лейтенант с сержантом, которые на удивление быстро вырулили из-за угла дома, едва мы только спустились с каменного подъездного крыльца. От неожиданности я даже машинально пощупал коробочку в своем кармане. Как знать, не волшебный ли камень Ольги Антоновны уже начал исполнять мои желания? А в том, что она вручила мне именно свой камень из «купола», я нисколечки не сомневался.
— Доброго дня, товарищи, лейтенант Софронов, — представился нам старший, небрежно козыряя и внимательно глядя на нашу спутницу. — Иноземцева Ольга Антоновна?
Перепуганная Ольга быстро кинула на Сотникова затравленный взгляд, но, помня его наставления, промолчала, лишь слегка кивнув лейтенанту.
— Очень хорошо. Вам придется пройти с нами в отделение, — сообщил блюститель порядка.
В этот миг я заметил на боку ведущего этого патруля пистолетную кобуру, а на ремне у ведомого, сержанта, резиновую палку, которую в мою эпоху «нулевых» годов россияне метко окрестят «демократизатором».
— А в чем, собственно, дело, товарищ лейтенант? — осведомился Сотников.
— Нарушение паспортного режима, — ответил милиционер. — А вы, собственно, кто?
Вместо ответа Сотников вынул из внутреннего кармана пиджака удостоверение и молча протянул ему. Я отметил про себя, что шеф предъявил лейтенанту не черную корочку «АППЛ», а красную, с вытесненным золотом словом «ПРЕССА» крупным шрифтом.
Однако лейтенант, к моему глубочайшему удивлению, небрежным жестом отстранил руку шефа с зажатым в ней журналистским удостоверением и сухо произнес:
— Это дело вас не касается, гражданин Не мешайте работе органов милиции.
Вот это да! Я буквально не верил своим глазам.
Мне конечно в реальности уже целых шестьдесят лет, но я всё еще прекрасно помню, как в восьмидесятые годы прошлого века милиция работала с прессой. В Советском Союзе пресса всегда была реальной четвертой властью, а, может, рангом и повыше. Любой хозяйственник, к примеру, директор крупного предприятия, обязан был в течение месяца дать исчерпывающий ответ на критику, если она появлялась в его адрес в центральных или городских газетах. И не отписку или самооправдание, а подробный отчет о мерах, принятых для исправления указанных ему в прессе недостатков и ошибок. И попробуй он спустить это дело на тормозах — сразу добро пожаловать в обком и горком партии на ковёр, и там по партийной линии так вздрючат, что мало не покажется. А тут какой-то лейтенантишка в пригородном поселке игнорирует красное с золотом удостоверение журналиста, даже не утруждась раскрыть его и ознакомиться с тем, что там написано? Да быть такого
