тоже большая просьба. Будьте внимательнее и запоминайте то, что я говорю. В этом году вас ждет много практики и серьезный экзамен. Который, увы, не отменит ваше замужество.
Соня перехватила надменный взгляд Клавдии, полный превосходства, и покраснела.
— Хорошо, — процедила сквозь зубы.
Дальше стало еще «веселее»: следующей лекцией шло магическое право, которое должна была вести Женевьев. Соня чувствовала взгляды однокурсников всей кожей, причем так остро, как будто все произошло только вчера. Скандалу их помолвочной «перетасовки» явно недоуделили время, потому что случился он перед экзаменами и каникулами, зато сейчас адепты явно буравили ее взглядами. Помимо этих буравчиков, в воздухе витал невысказанный интерес — что же будет — и нездоровое любопытство. Ее продолжали считать разлучницей: той, что «увела» Сезара у такой идеальной Женевьев Анадоррской.
Лены не было рядом, она будто нарочно приходила и садилась в самый последний момент, чтобы с ней не общаться — как будто Соня собиралась на нее напасть, привязать к стулу и заговорить до смерти! Ярд тоже исчез. Впрочем, покрутив головой, Соня обнаружила его на самом дальнем ряду, в самом дальнем углу, полусползшим под стол. Обычно туда садились те, кто меньше всего хотели учиться и любили заниматься своими делами на лекциях — рискуя получить отработку, выговор или вообще первую галочку на отчисление в личном деле, но Ярд выглядел так, будто отравился и подавился одновременно. Соня даже собиралась поинтересоваться, как он там вообще, но подняться едва ли успела: к ней, заставив подняться всех сидевших посередине, от компании драконов пересел Люциан.
— Ты как? — спросил он.
У Сони задрожали губы. Только усилием воли у нее получилось не разреветься и не позволить себе расклеиться окончательно.
— Нормально, — ответила она.
Люциан набросил небольшой Cubrire Silencial, отрезавший их разговор от рядом сидящих, и только после этого продолжил:
— Точно? С ней вы, судя по всему, так и не поговорили.
Соня мотнула головой. Говорить о Лене было больнее всего.
— Я… — судорожно сказала она. — Я знаю, что накосячила, но…
— Обожаю ваши словечки. Дело не в тебе, Соф. Дело в ней.
Люциан накрыл ее руку своей, и Соня не удержалась. Положила голову ему на плечо, а потом крепко-крепко его обняла.
— Спасибо. Спасибо тебе.
Благодарить его стоило еще и за то, что он ни разу за все время не спросил о Сезаре. О том, как там у них. О том, почему его брат так и не появился на балу.
— Да не за что, — весело отозвался Люциан. — И насчет этого…
Он мотнул головой, неопределенно, явно намекая на то, что творилось вокруг по поводу предстоящего занятия Женевьев:
— Не переживай. Им быстро надоест, тем более что она точно это не поддержит.
— Откуда ты знаешь? — Соня подняла голову и неловко освободилась из дружеских объятий.
— Оттуда. Женевьев не такой идеал, каким хочет казаться, но она… в каком-то смысле идеал, да, если ты понимаешь, о чем я, — Люциан хмыкнул. — Просто она умеет быть выше обстоятельств там, где другой изошел бы на говно.
— Я тебя обожаю, — сказала Соня. — Особенно когда ты говоришь, как парень из моего мира.
— С кем поведешься…
— От того и будут дети, — фыркнула она.
Люциан приподнял брови, а потом кивнул:
— Я запомню.
— Лучше запиши.
— У меня хорошая память, а в вашем мире очень колоритные фразочки.
Соня снова улыбнулась, но улыбка мгновенно погасла: вошедшая в аудиторию Лена увидела, что она сидит с Люцианом, резко развернулась и поднялась, а точнее, взлетела по ступенькам на самый верх. К Ярду.
— Лена такая Лена, — хмыкнул Люциан и снял не дающее слушать их разговор заклинание.
В тот же момент раздался оглушающий рев дракона, и в зал вошла Анадоррская. Невероятно прекрасная, в деловом костюме, со стянутыми в строгий хвост волосами. Если бы не вся эта парящая в облаках Академия, обстановка, где ревут драконы вместо звонка, и прочее, ее вполне можно было бы принять за преподавательницу любого современного университета из родного мира.
Представив, что могла бы сейчас учиться в родном Санкт-Петербурге, заниматься фотографией, возвращаться домой к матери, которая ее действительно любит, Соня закусила губу. Сглотнула слезы и до самого конца лекции внимательно слушала Женевьев, не позволяя себе больше ни единой мысли о том, другом мире. О том, как все могло бы быть.
Тем более что Люциан оказался прав: Женевьев ничем не выделяла ее из других адептов, их взгляды несколько раз встречались, но катастрофой это не закончилось, да и в целом, она не заметила в ее глазах какого-то пренебрежения, злости или хотя бы легкого раздражения-недовольства, напряжения. Так что те, кто ждал драмы, обломались, и в самом деле — ближе к концу лекции ее уже не прожигали взглядами.
После обеда у Люциана была боевая магия, сразу теория и практика на военном факультете, а у них — уже все, свободное время. На обед Соня не пошла, потому что не хотелось есть, надо было отправить вызов с виритты, чтобы ей открыли портал в поместье, но в поместье тоже не хотелось. Поэтому она пошла в парк, села на скамейку, на аллее осеннего плодоцвета.
Это дерево ближе к осени разбрасывалось фруктами, похожими на помесь яблока и айвы, поэтому запах стоял просто умопомрачительный. В одно мгновение он снова напомнил Соне о доме, о том, как все было там, и не разревелась она исключительно потому, что оказалась в тени шагнувшего к ней Сезара.
Глава 23
Сезар! Что он делает здесь, в Академии?!
На его лице непривычное, хмурое выражение. Да, когда они разговаривали о том, почему все его подарки оказываются за окном, или о том, что она не хочет с ним ехать на пикник, взгляд Сезара тоже был далек от веселого, но вот лицо, лицо становилось непроницаемым. Сейчас же он именно хмурый. Еще и злится, судя по искрам золота в темной радужке.
Хотя какое ей дело до его злости!
— Что ты здесь делаешь? — как можно равнодушнее спросила Соня. Тут уж впору благодарить Тамею, что он явился до того, как она разрыдалась.
— Пришел тебя забрать.
— Мы, кажется, договаривались, что ты не появляешься в Академии.
— Мы договаривались, что я не появляюсь на балу, и я выполнил твою просьбу. Но это не значит, что
