на укрепление государственного аппарата, полиции, органов госбезопасности, армии. Представителей рабочего класса мы поставили и во главе заводов, фабрик. Прибавь к этому партийный и профсоюзный аппарат, и мы подойдем к твоим статистическим данным. А если учесть слишком ускоренную индустриализацию страны, то и получится, что на заводах в большинстве оказались не кадровые рабочие, а деклассированные элементы. Вот в такое время, как сейчас, представители этого большинства и захватывают в свои руки власть. Разумеется, на новых предприятиях, как наше.
— Главное, — подхватил Роберт, — парторганизация у нас была слишком слабая.
— Верно, — согласился Бела, — очень много оказалось у нас кадров, «пониженных в должности» да «снятых с постов». Это моя собственная «теория», — добавил он, смеясь.
— Что-то не понял я тебя, — с улыбкой отозвался Роберт, и Бела пояснил:
— «Пониженные в должности» — это те рабочие, которые вначале занимали руководящие посты, а затем по разным причинам были смещены и посланы обратно к станку. В этом отношении наш завод — настоящий сборный пункт таких «пониженных». И в парторганизации не было единства потому, что в ней скопилось слишком много «умников», оскорбленных, обиженных. Тут и бывшие секретари райкомов, и директора заводов, и армейские офицеры, и работники органов госбезопасности, и множество офицеров полиции. И каждый хочет казаться умнее всех. Возьми к примеру Шликкера!
— Знаю, — кивнул Роберт.
— Человек много лет был управляющим трестом, членом одного из райкомов партии, членом Всевенгерского Совета мира. В пятьдесят втором кто-то докопался, что в свое время он якобы был нилашистом. Его сняли со всех постов и перевели к нам. А здесь он со всеми не согласен, кричит, что соплякам поучать себя не позволит и так далее. То и дело напоминает, что когда-то он решал дела государственного значения. В том же духе держались и остальные. Большинство из них снова мечтает пролезть в руководство. Тому, кто привык командовать, трудно научиться подчиняться.
— Это и понятно, — заметил Роберт. — Я вот всего несколько недель, как переехал в квартиру с ванной. Впервые испытал, какая разница между подвальным помещением и отдельной двухкомнатной квартирой со всеми удобствами. И если бы кому-нибудь вздумалось сейчас переселить меня обратно в тот подвал на улицу Букетов, я послал бы его ко всем чертям! Так же и человек, занимавший высокий пост. Скажем, он хорошо работал, привык к новым условиям и вдруг видит: его несправедливо снимают. Как ты думаешь, неужели он с радостью вернется к своей старой жизни? Ведь речь идет не только о нем, но и о его семье, детях…
— Это справедливо только по отношению к незаслуженно обиженным, — заметил Бела.
— Ошибаешься! — возразил Роберт. — Когда ворчат и обижаются они, их еще можно понять! Но это характерно и для тех, кого выгнали поделом… А они-то даже пуще первых стремятся вернуть утраченное…
— Звонок!
Роберт поднялся и открыл дверь. Пришли двое молодых людей — Кепеш и Хаваш.
— Риглер тоже сейчас будет, — сообщил высокий темноволосый Кепеш.
Они разместились в комнате.
— На заводе черт знает что творится, — сквозь смех проговорил Кепеш. — Грызутся между собой как собаки!
— Кто?
— Приспешники Торня. Нам необходимо как можно скорее вернуться на завод.
— Мы быстро закончим, вот только товарищ Риглер придет.
Старик не заставил себя ждать. Он был очень взволнован, тяжело дышал и жадно глотал воздух, словно астматик.
— Товарищи, — едва войдя в комнату, сказал он, — я предлагаю закончить совещание побыстрее. Мне нужно во что бы то ни стало быть на заводе. О чем пойдет разговор?
Бела вкратце обрисовал обстановку. Верные партии силы скоро приступят к подавлению контрреволюционного мятежа. К этому нужно подготовиться. Товарищам нужно остаться на заводе, чтобы там, та месте, руководить действиями честных рабочих. Если понадобится, нужно маневрировать. Пока никаких самостоятельных выступлений! Многие коммунисты сидят дома, ждут приказа. Их нужно оповестить, чтобы они тоже собирались на завод. Сейчас самое главное — сплочение коммунистов, верных партии. Предательство не только в высшем руководстве партии, но и в низах. Поэтому нужно быть осмотрительными, все обдумать, прежде чем решить, о чем с кем говорить.
— Мне кажется, — продолжал Бела, — что Торня и иже с ним работают по чьей-то указке. А это значит, что мы не можем заранее выработать нашу тактику. Свои задачи нам придется определять в зависимости от их действий.
— Понимаю, — согласился Риглер, — задача будет не из легких.
— Верно, но у тебя, товарищ Риглер, богатый жизненный опыт. Только не зарывайся.
— Я буду осторожен, — пообещал старик.
— А вы, ребята, — обратился Бела к Хавашу и Кепешу, — займитесь молодежью. Сейчас это очень важно. Среди них есть и честные парни. Вот все, что я хотел сказать. Роберту я дал адрес, по которому вы можете встретиться со мной.
Риглер и товарищи поднялись.
— Ладно, — сказал старик, — что сможем — сделаем!
— Разве вот еще что, товарищ Риглер, — остановил его Бела. — Присматривайте за Сегешем и Барабашем.
— Я думаю, все будет в порядке: я толковал с ними сегодня. Они говорят, что тебе не доверяют, потому и вели себя так. Сам знаешь, старые разногласия…
— О них сейчас можно было бы не напоминать, — ответил Бела, — успеем подискутировать позже.
— Дело сложное, — возразил старик. — В твоем поведении было много неправильного, такого, что люди неверно истолковывают. А многие попросту не верят тебе.
— А сами-то вы как, товарищ Риглер? — улыбнувшись, спросил Бела.
— Видишь ли, раз ты с нами, снимаются многие вопросы. Меня даже не интересует, почему ты пошел по нашему пути. Сейчас нам нужно говорить о том, в чем мы едины, а не о наших разногласиях.
— Правильно, товарищ Риглер.
Они пожали друг другу руки. Старик и его молодые товарищи удалились.
— Странный человек этот Риглер, — заметил Роберт.
— Но честный, — тут же вставил Бела. — Я всегда считал его таким. Хотя у него тьма левацких замашек, за партию он в любую минуту готов грудью встать.
— Но своим сектантством он испортил жизнь многим честным партийцам, — настаивал Роберт, доставая из шкафа теплое нижнее белье. Он тоже готовился идти на завод. Матери Роберт крикнул, чтобы она собрала ему какую-нибудь еду.
— Я, Роберт, — продолжал Бела, — делю левых загибщиков-сектантов на две категории.
Роберт сел на стул и, снимая туфли, внимательно слушал товарища.
— Одна категория — это люди, которые ко всем относятся с подозрением, в каждом видят врага. К ним, в частности, относится и старый коммунист Риглер. Другие становятся сектантами, исходя из сложившейся конъюнктуры, когда левачество в партии становится модой, а на самом деле они карьеристы и авантюристы. Разумеется, это моя личная классификация.
— Как все же понимать первую категорию? — спросил Роберт. — Что это за люди?
— Я же тебе только
