восточное крыло, где работает доктор Бергаст. Надеюсь, я не услышу жалоб на то, что вы за кем-то подглядываете. Другие дети и их преподаватели тоже не должны вас волновать. Ваш класс здесь. И самое главное – находиться на острове глифика строго запрещено. Вы не должны нарушать этот запрет. Я понятно объясняю?
Марлоу поднял руку.
– Она тебя не видит, Мар, – прошептал Чарли. – Просто скажи.
– Мисс Дэйвеншоу? – обратился к ней Марлоу. – А что такое глифик? Это большое желтое дерево?
Женщина поцокала языком и наклонила голову с повязкой на глазах, как будто, несмотря на свою слепоту, видела их всех очень отчетливо.
– Я полагала, что мисс Оноэ успела рассказать вам о нашем глифике, разбудив вас утром. Нет? Она не упоминала о Пауке?
Комако дернула себя за длинную косу, лицо ее покраснело.
– Дитя, глифик – это тот, от кого мы все здесь зависим. Он обитает под деревом, растущим в развалинах древнего монастыря на острове в центре озера. Именно он обеспечивает нашу безопасность, использует силу орсина и держит его запечатанным. Если с глификом что-то случится, орсин разорвется. Это тонкая мембрана; по ту ее сторону лежит иной мир, мир духов.
– Вам бы следовало по меньшей мере рассказать им, как он выглядит и все такое, – буркнула Рибс.
Мисс Дэйвеншоу нахмурилась:
– У вас нездоровый интерес к нашему глифику, мисс Риббон. И вообще ко всему запретному.
– Вовсе нет.
Женщина неодобрительно подняла бровь.
– Я имею в виду всё, а не только это, – пробормотала Рибс.
– Я уверена, мисс Риббон поведает вам немало причудливых выдуманных историй о природе и внешнем виде нашего глифика, – сказала мисс Дэйвеншоу. – Верьте им на свой страх и риск. Полагаю, сейчас все это вас не очень интересует; но мы вернемся к этой теме позже, когда вы здесь пообвыкнитесь.
Но мисс Дэйвеншоу ошибалась, утверждая, что Чарли не интересовали ни загадочное устройство Карндейла, ни странное существо, которое дети называли Пауком. В ближайшие недели ему предстояло узнать много нового, а со временем и познакомиться со скрываемыми за орсином ужасами – познакомиться ближе, чем любому другому таланту во всем мире. Но до тех пор все это оставалось для него тайной.
Пока они были заняты разговором с мисс Дэйвеншоу, в дверь, постучавшись, вошел пухлый мальчик – примерно ровесник Чарли или, может, чуть младше – с такими светлыми волосами, что они казались белоснежными, с белыми губами и бледно-голубыми глазами. Он вообще выглядел так, будто его обваляли в муке.
– Да, Оскар, в чем дело? – спросила мисс Дэйвеншоу, повернувшись в его сторону.
Запыхавшийся мальчик переводил дух, нервно дергая за повязанный на пальце шнурок. Чарли вдруг увидел, как позади него протискивается нечто крупное и бесформенное, что можно было бы принять за тень, если бы оно не было таким массивным и плотным, слегка вздрагивающим при ходьбе, похожим по консистенции на желе мраморного цвета, скользкое, как сырое мясо. Это безликое существо поворачивало свое подобие головы то в одну, то в другую сторону, словно пытаясь разглядеть то же, что видел Оскар. Однако у него не было ни глаз, ни ушей, ни рта, ни носа. Вокруг него с жужжанием вились мухи; в классе вдруг запахло пережаренным мясом. Сидевший рядом с Чарли Марлоу замер и даже перестал дышать. Но сам он не успел подивиться этой твари, этому – как назвала его Рибс? – мясному великану; ибо Оскара прислали с важным сообщением.
Элис наконец проснулась.
19. Оранжерея
Марлоу и Чарли, Чарли и Марлоу.
Вот и всё, что у нее осталось.
Элис стояла на коленях в вестибюле поместья, как будто ожидая какого-то священного таинства, и, когда оба мальчика подошли к ней, она, обхватив обоих руками, прижала их к своему сердцу.
Она могла бы держать их так вечно. Но им предстояло многое обсудить, и, когда миссис Харрогейт ушла, мальчики осторожно проводили Элис до ее комнаты. На них были одинаковые белые рубашки, серые жилеты и брюки, неказистые, не подходящие по размеру. Элис было не по себе от их преувеличенной заботы, но в то же время она испытывала и благодарность. Она пока не стала знакомиться с девушкой, которая первой вбежала в вестибюль, как и с другими талантами – девочкой-невидимкой и мальчиком в сопровождении «мясного великана», отложив это до следующего дня. Пока же они с Марлоу и Чарли первым делом вспомнили отважного Коултона и почтили его память. Марлоу упорно отказывался говорить о Бринт; в свой первый совместный вечер после восхода луны они втроем вышли на лужайку, взялись за руки и прочитали молитву в память о погибших.
Но не все было так же печально. Лабиринт искривленных коридоров Карндейла, гул голосов, исчезающие за углами пожилые таланты – все это делало первые дни их пребывания жутковатыми и одновременно приятными, словно они попали в детскую сказку. Выходя на галечный пляж озера, они разглядывали остров, разрушенный монастырь и растущее посреди камней золотое дерево. Элис продолжала много спать и выздоравливать.
На третье утро, поднявшись после завтрака из-за стола, Элис получила сообщение о том, что ее желает видеть доктор Бергаст.
Слуга проводил ее через задний коридор и вывел наружу, к оранжерее с куполом, состоящим из железного каркаса и тысяч непрозрачных маленьких стекол, покрытых испариной. С одной стороны она примыкала к каретному двору, а с другой, на юге, – выходила в голый дворик из песчаника и, по мнению Элис, больше напоминала хрустальный корабль, нежели теплицу. За лужайкой виднелись конюшни, а за ними тянулась невысокая каменная стена, обозначавшая границы института.
Первым, что увидела Элис, была миссис Харрогейт, ожидающая ее у входа. Ее повязка исчезла, но она по-прежнему выглядела помято, синяк вокруг глаза еще не исчез до конца, но отек уже сошел.
Следующим, на что она обратила внимание, был наряд миссис Харрогейт: клетчатый плащ и подобранная ему в тон шляпа; в руках женщина держала маленький дорожный саквояж. Она уезжала в Лондон.
В последнюю очередь Элис увидела в одном из проходов оранжереи могучего седобородого мужчину в кожаном фартуке с карманами, которого она поначалу приняла за садовника. На его плече сидела серо-белая птица. Он склонился над маленькой металлической тележкой, пересаживая какое-то деревце. Из-под фартука виднелся черный костюм с высоким накрахмаленным воротником, слишком изящный для простого садовника.
– Апельсины, мисс Куик, – произнес он, кивком указывая на деревца позади нее, не отрываясь от своего занятия. – Еще мы выращиваем клубнику, которую можно отведать даже в январе. Труднее всего было организовать обогрев. Говорят, сейчас делают котлы, которые могут работать всю ночь напролет, и они гораздо эффективнее паровых.
Он поднял голову. Его странные бледно-серые глаза как будто светились изнутри.
Элис неуверенно бросила взгляд на миссис Харрогейт.
Но доктор Бергаст – а это был именно он – поманил ее подойти поближе. Когда он двигал руками, его запястья и плечи тихо щелкали в суставах.
– Однажды к Гераклиту за советом пришел посетитель и смутился тем, что застал его, когда тот грелся на кухне. Видите ли, кухни в Древней Греции считались неподобающими комнатами для принятия гостей. Но Гераклит лишь сказал: «Входи, не бойся. И сюда заглядывают боги».
В этот момент птица на его широком плече издала странный щелкающий звук, и Элис с некоторой тревогой осознала, что та состоит из одних костей. Ее тонкие позвонки удерживала похожая на броню железная скоба, на фоне которой резко выделялись гладкие перья.
– Ах да, – сказал доктор Бергаст, наблюдая за реакцией гостьи. – Я называю их костяными птицами. Любопытное создание, не так ли?
Элис кивнула, не отрывая глаз от необычной пернатой.
– Их много лет назад создала для нас одна костяная ведьма. Мы используем их для отправки сообщений. Они более эффективны и надежны, чем Королевская почта.
Он бросил взгляд на существо на своем плече. Оно щелкнуло и еще сильнее вцепилось когтями в ткань его костюма.
– Создавшая их леди, к сожалению, умерла. Но эти чудесные птицы до сих пор в полном порядке. Им уже по девяносто шесть лет. Они старше, чем Французская революция.
Пустые глазницы птицы, казалось, смотрели прямо на Элис. Она сдержала дрожь.
– Миссис Харрогейт сообщила мне, что вы пожелаете расспросить меня об Адре Норн, – продолжил доктор Бергаст. – Вам следует знать, что я уже давно не получал от нее никаких известий. Я даже не знаю, жива ли она до сих пор. Мы с ней одного возраста, иными словами, она весьма стара. Но я расскажу все, что смогу.
– Как вы с ней познакомились?
– Общество исследователей, разделяющих мои… интересы, довольно невелико.
