вычесть что-либо из нуля. Как вы можете вычитать из ничего? Не можете вы и прибавить что-либо к нулю. Как вы это сделаете?
Ноль — это символ, образ совершенного. Это геометрический образ совершенного. Мы несем этот ноль, этот образ совершенного внутри себя. Если вы можете прийти к пониманию Бога через совершенное, это прекрасно. А если вы не можете понять через совершенное, тогда подходите через ноль. Для конечного результата это не имеет значения.
Из-за изменения наших ментальных установок возникли два пути, ведущих к одной и той же цели. Если ваша ментальная установка позитивна, и вы чувствуете, что не достигнете цели через ноль, вам следует вступить на путь танца, пения и пребывания в экстазе. А если вы чувствуете, что ваша ментальная установка негативна и полна сомнений, тогда оставайтесь в тишине, будьте спокойны, будьте в нуле и потеряйтесь в нуле. Если вы считаете, что ваш ум обладает негативным подходом, тогда станьте едины с нулем. Конечный результат будет одинаков.
Танец, экстаз, придет через ноль тоже, но он придет благодаря тому, что вы стали нулем, а ноль придет через танец благодаря тому, что вы стали едины с танцем. Тот, у кого ум имеет установку на совершенное, вначале будет танцевать, петь и возносить молитвы, а затем исчезнет в ноль.
Когда танец становится быстрым и необузданным, тогда остается только сам танец, и когда танец становится неистовым, как смерч, человек начинает испытывать ноль внутри. Он почувствует, что за этим кто-то стоит. Тело будет продолжать танцевать, а внутри будет стоять, будет бодрствовать ноль, атман. Вместе с вращающимся колесом начнет проявляться и ось.
Запомните, если колесо неподвижно, будет трудно узнать ось, поскольку и то, и другое неподвижно. Будет трудно различить, что есть ось и что есть колесо, если колесо неподвижно. Если же колесо будет в движении, то узнать ось будет легко, ибо она не будет двигаться, когда движется колесо. Погрузившись в экстаз через становление одним с совершенным, танцует некий Чайтанья или Мира. По мере продолжения танца колесо вращается все быстрее и быстрее, и центральная ось проявляется отдельной в своей неподвижности.
Если же вы начинаете с нуля, вы начинаете ощущать внутри пустоту. Если все внутри становится пустотой, становится видно вращение колеса снаружи, мысли приходят и уходят, сансара, этот мир, продолжается.
Путешествие к абсолютному может начаться от оси и от колеса. Оба пути приведут нас к концу путешествия. Высший духовный элемент можно познать, либо став совершенным, либо став нулем, но органы чувств не могут привести нас ни к совершенству, ни к нулю. И ум тоже не может привести вас ни к тому, ни к другому.
6
Истина абсурдна
Высший духовный элемент
движется и также не движется.
Он далек и все же близок.
Он скрыт во всем и находится
все всего также.
Высший духовный элемент, атман, не движется и все же движется. Он есть самое близкое нам и все же он очень далек. Он есть внутренняя душа и все же он видим вовне.
Это одна из величайших сутр, когда-либо произнесенных в истории человечества. Она очень проста и в то же время очень глубока и трудна для понимания. Нет более глубоких и трудных для понимания истин, чем все простые истины жизни.
Они представляются столь непритязательными, но они содержат тайны, и чтобы раскрыть их, надо использовать парадоксальные слова. Если бы их стал изучать логик, он бы сказал, что они полностью абсурдны.
Артур Кестлер, великий мыслитель Запада, много потешался над восточным взглядом на вещи. Он осудил его как абсурдный. Что может быть абсурднее следующего утверждения: высший духовный элемент ближе близкого и дальше далекого? Вы в своем уме? То, что близко, должно быть близким — как оно может быть далеким? Высший духовный элемент неподвижен и притом движется. Что за бред вы несете? В том, что вы говорите, нет никакого смысла. Высший духовный элемент находится внутри и пронизывает внешнее тоже? Если это так, тогда в чем различие между внешним и внутренним? Если он внутри, как же он может быть снаружи? Или если он снаружи, как же он может быть внутри? Если он далеко, то, пожалуйста, так и говорите, не говорите, что он близко. А если вы говорите, что он близко, тогда, пожалуйста, прекратите говорить, что он далеко.
Вот так аргументирует Кестлер. Если вы преданы своим собственным установкам, вам понравятся убеждения Кестлера. Он очень честный человек, и я предпочитаю его честность альтернативам, ибо для такого человека могут быть найдены пути. Кестлер говорит: «Я считаю такие утверждения нелогичными. Они исходят от сумасшедших, но сумасшедшему, если он говорит такое, можно простить». Но Кестлер не знает, что за последние годы даже наука оказалась в таком же положении и начала делать подобные заявления. Даже Эйнштейн говорит на таком языке.
Оставьте их в покое. Мудрецы вполне могут быть безумными людьми. Они определенно не претендуют на то, что они не сумасшедшие, ибо никто в этом мире, за исключением безумца, не заявляет, что он не сумасшедший. Мудрецы столь разумны, что они вполне готовы быть безумными. Те, кто достигают высшей мудрости, согласны на то, чтобы их считали глупцами.
Вчера я говорил кому-то, что притязание на мудрость является единственной глупостью. Никто, кроме глупцов, никогда не претендовал на мудрость. Все мудрые люди, родившиеся в этом мире, говорили: «Мы круглые дураки, мы ничего не знаем. Мы знаем только то, что ничего не знаем. Когда мы начали узнавать, мы начали осознавать, что мы глубоко невежественны». Даже Кестлер не может сказать, что Эйнштейн безумен. Но за последние десять лет возникла некая трудность — та трудность, которая в свое время встала перед Упанишадами. Такая трудность возникает, когда некая мысль, некий поиск касается высшей тайны. Когда мудрец Упанишад пришел к этой высшей тайне, абсолютному атману, ему пришлось пользоваться парадоксальным языком. Он сказал на одном дыхании: «Высший духовный элемент очень далек и притом близок». И у мудреца одно последовало за другим так быстро и непосредственно, что вы не можете подумать, что он далеко. Мудрец сказал, что высший духовный элемент близок, и тут же сказал, что притом он далек, так что вы не можете совершить ошибку, подумав, что он близко. То, что было сказано первым, тут же
