Александру так поздно. Со всеми дурацкими церемониями, условностями, свиданиями упустил время. Не в его возрасте конфетно-букетный период! Надо было брать быка за рога, вести Александру в ЗАГС и регистрировать брак. Сейчас хоть бы одна родная душа навещала его, а так, она ему никто и свидания им не положены. Воображение рисовало будущее тёмным и бесперспективным, в душе поселилась густая, как гудрон тоска. Эдуарду стало жалко себя и он позвал мать. В его сознании Бог и мать находились где-то рядом, и если он просил о чём-то маму, то значит он обращался к Богу. Она была невероятно добрым человеком поэтому должна попасть обязательно в рай, ну может не туда, но точно где-то неподалёку. Гульбанкин перевернулся на другой бок, в голове всплыла японская мудрость: «Если проблему можно решить, то не стоит о ней беспокоиться, если решить её нельзя, то и беспокоиться о ней бесполезно.» Эдик уснул глубоко и приснился ему иеромонах Фотий из шоу «Голос», который тихим голосом пел: «И будут ангелы летать над нашит домом…»
Друзья устроили себе пир горой. В вареничной, неподалёку от Управления, они заставили стол яствами. А роскоши той было всего ничего— вареники с квашеной капустой, картошкой и творогом, к этому подавались обжаренные кусочки ветчины, сметана, топлёное масло и кетчуп на любителя. Всё это струилось паром и благоухало аппетитным ароматом. За едой ни гу-гу о работе— правило такое. Однако сегодня безмерно радовался обеду только Рафик, он потирал руки и бегал глазами по столу, не зная с чего начать. Шапошников почему-то к еде был скучен, ел без аппетита, тыкая вилкой куда попало.
— Что-то ты, брат, невесел сегодня? — спросил Рафик с набитым ртом.
— Кажется, мы где-то совершили ошибку.
— Ты о чём вообще?
— О Гульбанкине. Это не он убийца. Кого-то мы упустили. Преступник или преступница рядом.
— Послушай, мы сделали всё, что смогли, сегодня закончу с бумагами и завтра передадим дело в суд. Пусть они разбираются в виновности или невиновности бизнесмена. Дело закончено. Точка!
— Ишь ты какой прыткий, как понос! — разозлился Шапошников. — Это именно наше дело отработать все версии, а когда исчезнут все сомнения, тогда и приговор можно выписывать.
— Ладно, не сердись. — благодушно ответил Рафик. Съеденный обед уютно устроился в желудке и кинул сообщение мозгу, что всё окей. — Ну хочешь, я завтра ещё раз всё проверю в «Сливочном царстве», потом заскочу на виллу к Сатырову, позже поговорю с сыном Троепольского и родственниками Ашкенази. — он подумал секунду. — Если успею всё за один день.
— Давай. А я ещё раз плотно посмотрю на бывшую любовницу Веденееву и Родиона Караваева.
Глава 15
Подготовка к свадьбе шла полным ходом. После недомолвок, истерик и скандалов море страстей кое-как устаканилось. Юдинцев знал эту истину-если не можешь изменить ситуацию, измени отношение к ней. Эта ситуация называлась мама Марины— Любовь Ермолаевна, и как можно изменить к ней отношение пока было неясно, но отказываться от своей любви Николай не желал, поэтому таскался с дамами по свадебным и ювелирным салонам. Стало заметно, что Марина провела с матерью определённую работу, и если в интонациях Юдинцева появлялись металлические нотки, то обе дамы сразу шли на попятную. Праздник решено было организовать без пышностей, кринолина и куклы на капоте. Всё торжество должно выглядеть элегантно, с минимумом гостей, но в дорогом ресторане и свадебным путешествием в Испанию. Марина видела, что мамаша страдает от того, что праздник жизни проходит мимо неё, но никто не в силах изменить традицию— молодожёны должны провести медовый месяц только вдвоем. Дату и время назначили, осталось только определиться с гостями. По этому поводу спорили жарко и долго. Невеста отстаивала каждого человека, ей хотелось, чтобы коллеги, друзья близкие и дальние оказались свидетелями её счастливого замужества. Юдинцев без устали отвергал кандидатуры, в конце концов сдался и бросил пригласительные открытки на стол.
— Зови кого хочешь, но не забывай, что ресторан не резиновый. Не забудь вписать моих друзей.
— Как поступим с Гульбанкиным?
— А что мы можем сделать? Он под арестом. Против него все улики. Страшно представить, но скорее всего его приговорят к долгому сроку. Гульбанкина обвиняют в пяти убийствах.
— Что будет с концерном?
— Пока не знаю. Если его посадят, то скорее всего он передаст свои полномочия по управлению другому лицу.
— У него есть такая кандидатура на примете?
— Не знаю. Последнее время мы почти не общались, он то в клинике, то в следственном изоляторе. Пока был на свободе тоже хотел организовать поездку на побережье Средиземного моря.
— И что, один?
— У него появилась женщина. Эдуард, кажется, познакомился с ней в больнице. — Николай задержал взгляд на лице Марины, но оно ничего не выражало. — Он перевёз её к себе в дом, причём с маленьким внуком.
— Вот как? — женщина скривилась в снисходительной ухмылке. — Ему, оказывается, нравятся простушки. Сам из рабоче-крестьянских и в дом привёл такую же. Была бы его воля, то женился бы на своей толстой домработнице. Каждый день бы при свежих харчах находился и платить не надо.
— Ну зачем ты так. Я видел эту медсестру краем глаза, очень приятная женщина. А по поводу Евгении Степановны ты недалека от истины. Всё время выглядела, как старая калоша, а сейчас просто таки расцвела, причёску сделала стильную, над лицом, похоже, косметолог поработал и ногти красным лаком накрашены!
— Странно, при её работе и маникюр, это что-то новое. — Марина отложила ручку и пригласительные в сторону и подняла глаза на Николая. — Тебе надо каким-то образом встретиться с Эдуардом, разведать его планы на случай долгого отсутствия. Не хватало ещё чтобы он приволок в концерн кого-то со стороны.
Во взгляде Юдинцева мелькнуло удивление смешанное с разочарованием. Он присел на стул напротив Марины и медленно подбирая слова сказал:
— Этот концерн основал Гульбанкин. Со временем он пригласил меня, Переверзева и многих других толковых специалистов. В руководстве остались только мы трое, но Переверзев, как ты знаешь, пошёл на должностное преступление благодаря своей крохобористой жене. Только я не желаю превращаться в такого же слизняка. Всё, что я имею сейчас, получил благодаря Эдуарду. Он сам вправе решать, как поступить со своим креслом, со своей долей, со своими акциями. — тон его стал жёстким. — Ты пиши свои статьи и не забивай голову проблемами «Сливочного царства». — Юдинцев поднялся. — А с Гульбанкиным я встречусь, ему сейчас тяжело, он нуждается в поддержке.
В голове Николая мелькнула неожиданная мысль о том, что напрасно он всё это
