то утро было все как обычно. Ольга завтракала в одиночестве. Вышла в сад, когда услышала, что проснулся «господин».
— У нас будет гость к обеду, — сообщил ей Генрих, допивая кофе. — Закажи шницель. А лучше сделай сама.
Малочисленная прислуга была из числа эмигрантов: поляки, украинцы. Реже появлялись аргентинцы. Никто не задерживался в их доме надолго. Генрих был груб и скуп одновременно, что вытерпеть было сложно.
Украинцы были из тех, кто не мог вернуться домой. Здесь, на чужбине, они, как и их бывшие хозяева, тоже старались жить колониями, придерживаясь старых традиций. Поляки, их было много во всех странах после войны, жили более разобщенно. Вернуться в Польшу им мешал победивший в их стране социализм. Их язык Оля почти не понимала. С украинцами было проще. От них она узнавала все новости. Кто ж мог догадаться, что молчаливая немка неплохо понимает, о чем говорят между собой кухарка и садовник. От прислуги Ольга узнавала, с кем проводит время Генрих. А еще о том, что ее считают слепой и глухой. Она пыталась учить испанский и уже через пару лет неплохо понимала и аргентинцев.
— Я им плюнула в суп, — хвасталась красавица-повариха. — Посмотрим, как они его будут хлебать.
«Лучше бы я тебя не понимала, — думала Оля, отодвигая от себя тарелку. — Меня сейчас стошнит».
Но надо было улыбаться и делать вид, что она всем довольна. Абсолютно всем.
Голос гостя заставил Олю вздрогнуть. Она даже не пыталась понять, о чем говорят между собой мужчины. Ей пришлось задержать дыхание, чтобы не вскрикнуть.
«Отто! Неужели он? Откуда?»
Медленно вошла она в гостиную. Мужчина повернулся к ней и улыбнулся.
— Господин Отто Берг, — представил ей гостя Генрих.
— Рада знакомству, — тихо ответила Оля.
Отто продолжал улыбаться.
— О красоте вашей жены ходят легенды, Генрих. И они не преувеличены.
Генрих гордо усмехнулся.
За обедом Оля молчала. О чем только она не передумала за тот долгий час.
— Дорогая, мы в бар, — констатировал Генрих, вставая из-за стола.
— Ты не хочешь переодеться, дорогой? — спросила Оля, в надежде остаться с Отто наедине.
— Ты права. Покажи нашему гостю сад.
На негнущихся ногах Оля вышла из дома.
— Рад тебя видеть, — тихо сказал Отто. — Ты стала настоящей красавицей. Тебя трудно узнать.
— Отто?!
— Знаю мало. Твоя дочь по-прежнему живет у Гельмута. Это все.
— Я пыталась…
— Знаю, Оля. Отсюда нет выхода. Но могу подсказать. Посмотри на срок своего паспорта. Ты можешь поменять его в швейцарском посольстве. Две фотографии и пара дней.
— Еще три года, — простонала Оля.
— Убеди мужа, что у тебя есть личный счет. Немцы любят деньги. Не вздумай возвращаться из Буэнос-Айреса прямо домой. Тебя встретит конвой. В лучшем случае отправят сюда же. Поняла?
Ольга кивнула.
— На какие деньги они здесь живут?
— Перевели заранее — те, кто поумнее. Генрих меньше других. Подробностей не знаю.
— Ладно. Меня интересует генерал по фамилии Танк.
Отто говорил с Олей как когда-то в Берлине.
— Не знаю такого. Но в баре они приветствуют генералов стоя. У меня на микропленке есть все местные мужчины.
— Прекрасно. Отправишь по почте, когда поедешь в посольство. Я приехал с пустыми руками, мой пиджак обыщут. Испанский выучила?
— Разговорный.
— Учи. Пригодится. Если получится, то мой человек сравнит тебя с бутоном розы. Ландышей здесь нет. Пристрой его садовником. Он сможет забрать пленку.
— Отто! Я не могу здесь больше находиться.
— Я совершил ошибку. Мне надо было отправить тебя домой еще в сорок четвертом. Гельмут так просил об этом. Идет…
После этой встречи у Ольги на несколько дней улучшилось настроение. Она была почти счастлива. Однако человек от Отто так и не появился. Возможно, таким образом Отто хотел ее подбодрить. А может быть, отпала необходимость.
А через несколько месяцев бесследно пропал один генерал. Его жена была уверена, что он сбежал с любовницей. А Ольга надеялась, что его «убрал» человек Отто.
«Мне надо что-то придумать, иначе я сойду здесь с ума. Откуда деньги у Генриха? У остальных? Что еще? Сын Генриха».
Оля вспоминала каждую мелочь, вскользь упомянутую Генрихом о его семье.
«Лошади. Марки. Марки, скорее всего, о лошадях. Надо поискать. Здесь могут быть редкие для Европы. Лошади…»
Ольга начала искать способ добыть марки. Это было невероятно сложно: в их городе была одна почта, и выбор марок там был невелик. Но у нее было много времени, и через год четыре чудесные марки были куплены, наклеены на конверт и посланы самой себе.
В пятьдесят пятом, когда до окончания срока паспорта оставался месяц, Оля сумела уговорить Генриха разрешить ей съездить в посольство.
— Зачем тебе это? Собралась к дочери? Чтобы весь мир узнал, где мы? — равнодушно спрашивал Генрих в начале.
— Ты прав, дорогой, — притворно вздохнула Оля. — И пусть пропадут мои деньги.
— Не смеши. Они достанутся твоей дочери.
— Эти деньги лежат на моем личном счету. Они достанутся банку, потому что про них никто не знал. Значит, их никто не будет искать.
Генрих задумался.
— Возможно, ты права. Но одна ты не поедешь. У нашего соседа есть дела в столице. Поедешь с ним.
Альфонс, так звали их ближайшего соседа-рогоносца, охотно согласился прокатиться с «прелестной фрау Моникой». Всю дорогу он рассказывал старые как мир анекдоты, заставляя Ольгу смеяться.
— Вы прелесть, — повторял он. — Теперь я понимаю, почему Генрих держит вас за забором.
В посольстве Швейцарии Ольгу встретили удивленно-равнодушно.
— Мы можем продлить вам паспорт максимум на два года. А потом вам либо придется выехать на родину за новым, либо попросить гражданство у местных властей. Ваш муж немец?
— Нет. Он француз.
— Хорошо. Через два года вы сами решите, что и как.
Ольга чуть не зарыдала: она надеялась, что паспорт продлят только на год. Из посольства она побежала на почту, которая располагалась всего в двухстах метрах. И отправила там маленькую посылочку, уложив в коробку из-под сигар свой платок и пленку. На клочке бумаги написала несколько слов: «Мария, Гельмут! Я в западне. Ленхен!!! Пленка. Моника». Большим временем она не располагала.
Альфонс терпеливо ждал Ольгу в баре.
— Вы быстро. Я даже не успел соскучиться. Я уже решил свои дела. Вернее, узнал, что их нельзя решить. Вы умеете водить машину, фрау Моника?
Смысл вопроса был понятен. Уже в машине Альфонс почти проплакал грустную историю своих отношений с местным банком.
«Ты хотел растоптать весь мир, а потом жить богатым и счастливым, — думала Оля. — Так не бывает».
Альфонс погружался в опьянение все больше, что противоречило здравому смыслу. Он жаловался на жизнь, и
