10Нет, Ромка не делает попыток перешагнуть черту, которую я для него провела. Но после того разговора он как-то легко и незаметно переходит из просто «подружки» в разряд… пошлой подружки. Той, с которой с восторгом и упоением обсуждаешь самые пикантные откровенности, и не можешь остановиться.
— Женьк? — как ни в чем ни бывало, шлифуя деревянный брусок, спрашивает меня Ромка, в то время как я перечитываю список дел, которые должна буду сделать в его мастерской, пока он в отъезде.
Он уезжает ровно на неделю к родственникам своей матери, о которых мне известно лишь то, что они встречаются регулярно в день её рождения с его пяти лет — с того самого момента, как она умерла от неизвестной мне болезни. Больше о семейных Ромкиных вопросах я ничего не знаю, кроме того, что грозный Гарипов А-Вэ, оказывается, женат во второй раз, и Ромка вырос с мачехой, отношения с которой у него не очень-то сложились. Но подробнее расспрашивать его на эти темы у меня не хватает смелости, да и сам он рассказал мне об этом быстро и буднично, тут же переключившись на другие вопросы.
Вот и сейчас его интересует нечто… очень пикантное.
Как друга. Вернее, пошлую подружку.
— Так, смотри, Ром. В четверг я забираю твои новые формы у мастера, да? Адрес у меня есть, довезу в целости и сохранности, не волнуйся. Что ещё? Проветривать буду каждый день, чтобы воздух не застоялся. Цветы тоже буду поливать — я их притащила, я за ними и ухаживаю, договор такой. А вот моим ребятам сейчас у тебя вообще очень нравится, говорят, это самое лучшее место из всех, где мы занимались. Так что передаю тебе их благодарности. Что ещё…
— Женьк? — перебивает он меня совсем не по теме. — А скажи честно — ты девственница?
— Что? — такой резкий переход меня ошеломляет.
Пока я ему про планы и задачи… он мне… Ну, вот как всегда! Но встречаясь с ним взглядом, понимаю, что не могу состроить возмущённое лицо и пафосно надуться. Мне и раньше было тяжело притворяться перед ним, а сейчас — тем более.
— Зачем тебе?
— Интересно. Чисто по-дружески, — его улыбка становится всё более хитрой, а я, наоборот, не могу выдавить из себя даже подобие ухмылки.
— Ну… нет.
— Что — нет?
— Не девственница, конечно.
— А почему «конечно»?
— Рома. Нам по двадцать два года. У каждого из нас есть своё прошлое. И странно, если бы его не было.
— Ничего странного. Вот если б тебя не несло впереди паровоза, могла бы и подождать меня. А так не стать мне у тебя первым, не сорвать твой нежный цветочек.
— Рома!
— Что — Рома? — передразнивает он меня.
— Ну, ты же это не серьезно?
— О чем?
— Что я поспешила?
— О, видишь, уже и сомневаешься. Ладно, ладно… — примирительно поднимает руки он. — Я все понимаю. Я бы сам чокнулся — до двадцатки ни с кем, ни-ни. Вас тоже колбасит, ещё как, я знаю.
Откуда у него такие познания, я предпочитаю не спрашивать.
— Меня не колбасило, — чувствую, как начинают гореть кончики ушей, уж слишком тема острая, но интересная. Я знаю, что могу остановить ее в любой момент, но… не хочу. — У меня просто были отношения, всё было серьезно и к этому шло, почему бы и… нет?
— Отношения, серьезно… Я так и знал.
— Знал — что?
— Что нудятина это всё. Эти твои «отношения»!
— Ну, почему же? И ничего не нудятина. Наоборот, я чувствовала себя хорошо, и… безопасно как-то. Не волновалась, не психовала. Никаких драм, никаких слез по ночам типа «Выброшусь в окно!», как у одноклассниц было, — и не могу сдержать улыбку, вспоминая это подростковое безумие.
— Даже так? — отложив брусок, Ромка подвигается ближе к тому углу, где на спальниках со своим листочком-списком дел сижу я. — И че? Прям со школы все у тебя так прилично было?
— Ну, да… И нечего лыбиться! Был один мальчик, одноклассник. Очень хороший. Вот на самом деле хороший. Честный, надёжный, ни разу меня не подвёл и не подставил.
— И что? Он был твоим первым? — видно, как Ромке претит такой типаж, а заодно и мои комплименты постоянству и стабильности.
— Ну, как сказать. С ним мы только целовались.
— С языком?
— Блин… Зачем тебе эти подробности?
— Интересно! Хочу всё знать о тебе.
— Да ну тебя… Ну, целовались и целовались. Как школьники. Ничего серьезного. А серьезное что-то на втором курсе уже началось. Мы познакомились в общаге…
— Тоже хороший мальчик? — почему-то в его исполнении эта фраза звучит издевательски.
— Да, именно так. Мне, вообще, везло на хороших парней, знаешь. И разошлись мы нормально после того, как я сюда перевелась. И никаких обид у меня на него нет. Он всегда относился ко мне с большим уважением и ответственностью.
— Угу… С ответственностью, значит.
— Конечно. Это очень важный фактор.
— А звать как?
— Кого?
— Этого твоего ушлепка с ответственностью.
— Да почему сразу ушлепок?
— А как мне его называть, если я не знаю его имени?
— Саша.
— Угу… Саша. Шурик, значит. Дебильное имя.
— Рома!
— Нет, ну серьезно дебильное! Че там по телеку показывали — Приключения Шурика? И поц какой-то в главной роли. Все, Женьк я понял, на кого был похож твой первый пацан.
— Да ну нет! — живо представляя актёра советского кино в роли моего бойфренда, я возмущённо машу руками. — Нет! Саша был молодой, симпатичный, с параллельного курса! И совсем не Шурик!
— И что? Тебе было с ним улётно?
— Ну, Ром, у тебя и вопросы…
— Так что? Классно было?
— Ну… Наверное, да.
— Понятно. Значит, не было.
— С чего ты взял?
— Когда было — не сомневаются.
— Ой, да ладно тебе! — меня одновременно восхищает и бесит его уверенность в собственном превосходстве. — Один ты у нас все знаешь!
— Да, знаю. Можешь мне поверить, Женьк. Не на пустом месте говорю.
— Ну да, ну да, — вспоминая их споры с Маринкой с применением тех же аргументов, я понимаю, что возражать бесполезно. И только я расслаблюсь, считая, что все основные признания уже позади, как он добивает меня новым вопросом.
— Расскажешь?
