Книга Рыцарь золотого веера - Алан Савадж

— Чтобы перевязать рану в случае нужды, — объяснил Тадатуне. — У каждого самурая есть такая сумка. Накладываешь на рану, и бумага тут же приклеивается. Остатком оборачиваешь руку или ногу. Если понадобится смочить рану, воду можно капнуть поверх бумаги, не снимая её, — вода просочится вовнутрь.

— А бумага не засорит рану?

— Наоборот, — сказал Сукэ. — Она даже помогает ей затянуться.

— Дальше, — продолжал Тадатуне. — Вот твой лук.

Уилл взял оружие в руки. Оно было сделано из дуба самого высокого качества. Оба конца вставлялись в полуцилиндры из бамбука, опалённые для крепости в огне. Все три части скреплялись воедино ивовыми прутьями, образуя оружие замечательной лёгкости и ещё более замечательной гибкости. Уилл начал понимать, как удавалось японцам пускать стрелы на такое же расстояние и с такой же точностью, как и из старого доброго английского лука — хотя японский был намного меньше. Тетива на нём оказалась пеньковой.

— И стрелы. — Сукэ подал колчан. — Мы выбрали тебе самые смертоносные. У каждой — собственное имя. Вот эта, например, зовётся «луковица» из-за своей формы.

— Сомневаюсь, что она сможет пробить доспехи, — заметил Уилл.

— А она для этого и не предназначена, — ответил Тадатуне. — Её задача — громко жужжать в воздухе. Залп такими стрелами сильно деморализует противника, предупреждая о том, что за этим последует. Думаю, вот эта понравится тебе больше. — Он показал Уиллу тяжёлую стрелу с острыми краями, но почти тупым носом. — Её называют «ивовый лист» и используют для того, чтобы выбить противника из седла.

— А эта, — сказал Суке, подавая похожую по форме стрелу, но с ершистым наконечником, — называется «сотрясатель кишок».

— Очень удачное название, — согласился Уилл. — А вот эта? — Он достал из колчана самую простенькую на вид стрелу.

— Бронебойная, — объяснил Тадатуне. — Эта пронзит твой нагрудник, Уилл, если правильно прицелиться.

Уилл осмотрел стрелу. Наконечник был сделан из стали, а сама стрела — из пустотелого бамбука. Эти стрелы лежали в специальном кожаном колчане, тоже украшенном золотым веером Токугавы.

— Признаться, друзья, я рад познакомиться с этими ужасающими орудиями после того, как кампания закончилась.

— Может быть, ты и прав, Андзин Миура, — согласился Тадатуне. — И если тебе не повезёт, у тебя может и не оказаться шанса выпустить хотя бы одну из них. Но вот меч тебе пригодится всегда.

— Его тоже дарит тебе принц Иеясу, — сказал Сукэ и с великим уважением положил оружие на левую руку Уилла, рукоятью к нему. Меч был очень похож на оружие Тадатуне, которое он впервые увидел в Бунго, но здесь он мог уже и потрогать его. Он вынул клинок до половины из белых ножен. Как всегда, длинное обоюдоострое лезвие, большая рукоятка — ладони в четыре. И рукоять, и ножны украшены рисунками золотого веера и пушки. А у самой рукоятки на лезвии выбито имя — «Масамуне».

— Имя мастера, — объяснил Тадатуне. — Лучший в Японии.

— В мире, — уточнил уважительно Сукэ.

Чем ближе разглядывал оружие Уилл, тем больше склонялся к тому, чтобы поверить этому утверждению.

— Будет лучше, если ты дашь мечу имя, — заметил Тадатуне. — Мой зовётся «Брадобрей» — он столь остр, что срежет бороду врага, прежде чем вонзится ему в горло.

— Тогда мой лучше назвать «Рассекатель воздуха», — предложил Уилл. — Вряд ли он когда-либо наткнётся на что-нибудь более существенное.

— Не рассчитывай на это, — предупредил Сукэ. — Это оружие — хранитель всего, что мужчина должен считать святым для себя. Масамуне потребовалось шестьдесят дней труда и молитв, чтобы создать его.

— И молитв?

— Он должен был просить богов направить его руку на каждом дюйме клинка, на каждом рисунке эфеса. Это не просто оружие, Андзин Миура. С этого момента — это твоя душа.

— Разве не говорят, — добавил Тадатуне, — что судьба человека — в руках богов, но искусный воин не встретится со смертью?

— И ещё, — заметил Сукэ, — что в последние дни твой меч — это благополучие твоих потомков.

В их лицах не было и намёка на шутку. Это, понял Уилл, настоящая религия.

— Однако нужно сначала научиться обращаться с мечом, а не просто владеть им, — сказал Тадатуне. — Например, ты всегда должен оставлять большой меч слуге у ворот, прежде чем войти в дом друга, — как это сделали мы с Сукэ. Если слуги нет, меч нужно положить на циновку в прихожей, позже слуги обернут его куском чистого полотна и поместят в шкаф, где хранится оружие хозяина. Если ты в доме человека ниже тебя по положению либо незнакомца, меч не отдаётся, а кладётся рядом на пол, когда ты садишься.

— Как ты сделал в гостинице в Бунго, — вспомнил Уилл.

— Совершенно верно, короткий меч не снимается с пояса никогда — за исключением долгих визитов к другу. Его нужно носить на поясе рядом с кокотаной.

Он подал Уиллу короткий меч с лезвием длиной около фута и маленький нож — очевидно, для сугубо личного пользования. На ножнах и клинках того и другого были выгравированы те же рисунки, что и на большом мече. Уилл сунул их за пояс рядом с ним, нечаянно звякнув при этом ножнами.

— Осторожней, — предупредил Сукэ. — Это смертельное оскорбление. Если бы мы не были твоими друзьями, мы расценили бы стук твоих мечей друг о друга как вызов.

— Повернуть ножны на поясе так, как будто намереваешься вытащить меч, — тоже вызов, — подхватил Тадатуне. — А ещё — положить меч на пол и пнуть его так, чтобы он повернулся крестовиной к другому мечу, или просто коснуться другого меча.

— И ты никогда не должен обнажать клинок, не попросив заранее извинения, — добавил Сукэ. — Ты не должен даже просить посмотреть чужой меч.

— Но если ты всё же сделаешь это, то держать его нужно на шёлковой салфетке, как я показывал тебе в Бунго, — напомнил Тадатуне. — Ты всегда должен иметь при себе такую салфетку.

— Вам придётся быть терпеливыми со мной, друзья, — улыбнулся Уилл. — А короткий меч? Кинжал?

— Это только для выполнения сеппуку, — ответил Тадатуне. — Им ни в коем случае нельзя пользоваться в бою.

— Я хотел бы узнать поподробнее о сеппуку, — попросил Уилл.

— Это очень серьёзный вопрос, — ответил Сукэ. — В самых общих чертах он заключается в следующем. Если ты сражаешься с другим самураем и он вынудит тебя сдаться, или, что ещё хуже, если ты совершишь преступление и суд признает тебя виновным, в обоих случаях твоя жизнь, твоя собственность, а также жизнь и собственность твоей семьи и всех твоих крепостных принадлежат в первом случае победителю, а во втором —