в том, в чём были. Раймонд подал мне ракетку и мяч, предложив начать. Обычно в этой комнате много людей, наблюдающих за Его Величеством, но сейчас кроме нас здесь не было совсем никого, что меня очень сильно радовало.
༻ ❀ •༺
Последний мяч проскакивает в считанных дюймах от меня и продолжает прыгать дальше. Я проиграла. Устало протираю влажный лоб и ловлю победный взгляд Раймонда. Он не тычет мне своей победой в лицо, не кричит, что знал о том, что у меня не было ни единого шанса перед них, а просто самодовольно улыбается. Конечно, я играла в теннис пару раз, но Раймонд занимается этим намного чаще. Я подхожу к мужчине, возвращая ему ракетку. Я почему-то даже не опечалена своим положением.
— Должен признать, Грейс, это было сильно. — король возвращает наши ракетки на место и с некой гордостью и щепоткой шока смотрит на меня. — Где ты так научилась играть?
— Нигде, наверное от природы. — невинно улыбаюсь я.
— Ты удивительная девушка. — устало ухмыляется он. — И на балу танцуешь, и книги читаешь, и ребёнка спасаешь, а теперь узнаётся, что ты даже в теннис играть умеешь.
— Так уж получилось. — смущённо смеюсь я, махнув рукой.
— Я бы хотел проводить с тобой куда больше времени…
— Я тоже. — горько вздыхаю я. — Я скучаю по тебе.
— Скоро так и будет, потерпи немного, прошу тебя.
— Ты что-то придумал? — спрашиваю я с надеждой, что Раймонд посвятит меня в свои планы, но как и ожидалось, мужчина мирит меня строгим взглядом.
— Да. — кивает он. — Уже поздно. Ты устала. Иди отдохни.
Я не решаюсь спорить, потому как он прав. Я ужасно выдохлась за сегодня. За окнами уже стемнело, а мне не терпелось уже сходить в душ, надеть чистое и лечь в тёплую постель. Я быстрым шагом направлялась в свои новые покои, но замедлила ход, когда неподалёку заметила Тео и ещё парочку незнакомых мне французов. Меня будто кольнуло в области, где я пару часов назад спрятала найденный отрывок из письма. Нужно как можно скорее показать его Тео, возможно, он знает этот язык. Просто подойти и заговорить с ним я не могла, потому что он находился в окружении других солдат. Ладно, как говориться — кто не рискует, тот не пьёт. Вместо нужного мне поворота я пошла дальше. Нужно сделать максимально невозмутимый вид, будто я направляюсь куда мне нужно. Но вот не задача, Тео стоит ко мне спиной. Твою ж…
— Леди Грейс! — крикнул лысый француз с длинными усами и поклонился. — Добрый вечер.
— Добрый. — я тоже едва склоняю голову в знак приветствия, но из-за того, что он позвал меня по имени — неизвестно откуда он вообще его знает — все остальные, в их числе и нужный мне парень, обернулись и также поприветствовали меня.
Я впиваюсь глазами в тёмные глаза Теодора и взглядом и лёгким движением головы показываю ему на коридор справа. Куда я, собственно, и пошла. Я очень надеюсь, что Тео понял мой намёк, поэтому когда прошла пару метров, остановилась у большого окна. Прождав десять минут, я уже собиралась идти обратно, но вскоре в поле моего зрения показался Тео.
— Заставлять даму ждать не прилично. — фыркаю я.
— Ты спятила? — шёпотом кричит на меня разгневанный парень. — Там был главнокомандующий.
— Да хоть Папа Римский, дело есть. — я пальцами пытаюсь вытащить из лифа платья помятую бумажку.
— О-о, да ты извращенка. — многозначительно играет бровями Тео.
— Мне тебя убить сейчас или как-нибудь попозже? — я закатываю глаза, а в моей руке оказывается заветный отрывок, который я всучила парню, стоящего напротив меня.
— Любовная записка? А ты плохая девочка….
— Читай! — рявкаю я, стараясь не перейти на крик.
Теперь уже очередь темноволосого закатывать глаза, но он всё-таки разворачивает бумажку. Я внимательно наблюдаю за тем, как его тёмные глаза пробежались по содержимому. Густые брови шоколадного цвета сдвинулись ближе к переносице, между ними появились вертикальные складки. Улыбка сползла с его лица, Тео поднял на меня странный взгляд. Он будто был испуган, удивлён и одновременно находился в замешательстве.
— Где ты это нашла? — волнительно спросил он прокручивая бумагу перед глазами, в свете свечей легко можно было что-то не заметить.
— Какой это язык? — отвечаю я вопросом на вопрос.
— Латынь.
— И что там написано?
— «… обещенна. Война с Шотландией». И дата стоит. Январь этого года. Это точно письмо, но имя отправителя специально кто-то размазал. Где ты это нашла?
— Я решила перевернуть архивы в библиотеке и из какой-то книги выпал этот листок. Не знаю из какой именно. — я нахмурилась, впившись глазами в смазанное имя.
— Не может быть. Я просмотрел все книги и этого там точно не было. — он отрицательно мотает головой.
— Потому что я рылась в королевской библиотеке, балда. — жаль, что здесь нет телефонов, потому что я бы сфотографировала это шокированное лицо Теодора, а потом в шутку шантажировала его. — Ты чего?
— Чего? Ты глупая? — усмехается он. — Грейс, это кусок порванного письма, в котором говорится про войну с грёбаной Шотландией и датировано оно январём этого года!
— А какой прок нам от этого клочка? — я весьма агрессивно выхватываю бумагу из рук парня. — Ты верно заметил — письмо порвано. А если его порвали на тысячу частей, а в эту книгу он попал случайно? Хоть это библиотека и королевская, туда доступ имеют много людей. Как ты собрался искать получателя письма? По чёртову отпечатку пальца?
— Нет, не по отпечаткам. — он задумчиво глядит в окно, уголок губ привычно дёргается. Я заметила эту его привычку ещё давно, и не знаю почему, но мне нравится это движение. — Ведь ведётся запись кто получает книги и когда кто их возвращает?
— Да, но какой смысл? Книгу, в которой была эта бумажка могли сдать и в январе, и вчера. И мы не знаем какая это книга.
— Но если в списке сданных книг за эти несколько месяцев будет числиться имя Роберта Линна?
Я открыла рот, чтобы возразить, но потому также резко его закрыла. Это уже совсем оптимизм на грани фантастики. Я поначалу хотела напомнить, что когда-то мы подозревали в покушении на меня Джека де Клейна, а на деле это оказался совершенно другой человек. Но ведь в этот раз мы оба точно слышали, что Роберт и Эления что-то затевают. По крайней мере, если верить способности Тео читать по губам, а я верю.
— И что ты хочешь сделать? Найти этот учёт? — спрашиваю я после минуты молчания. — Мне никто не даст по доброте душевной
