недоверие. Я, может, на морду дурак, а внутри тоже переживаю и соображаю.
— Насчет чего?
— Чего насчет?
— Соображаешь насчет чего?
— Х…овые дела, Миша. Я как послушал их разговоры, так со страху обоссался. Веришь — нет, до сих пор штаны не просохли. Если бы узнали, что я рядом нахожусь, живым бы закопали. И никто не узнал бы, где могилка моя…
Серуня всхлипнул и вытер рукавом несуществующие слезы.
Михаил подумал, сел рядом с Серуней на грядку и приказал:
— Рассказывай!
* * *
Старенький «уазик» Ермакова с трудом разминулся на узкой поселковой улице с нежелающим сворачивать на грязную обочину «ленд-крузером». Ермаков, оглянувшись, попытался разглядеть забрызганный грязью номер, даже притормозил. Появление в таежном поселке дорогой машины явно из областного центра насторожило его. Кто бы ни были эти гости, вряд ли их появление было случайным, и это могло крепко помешать пока довольно удачно складывающимся для него событиям. Сидевший рядом с ним на переднем сиденье Сашка тоже оглянулся вслед необычной машине и с уважением сказал:
— Вот стервь какая!
Ермаков удивленно приподнял брови и, скрывая улыбку, спросил:
— Ты где, бурундучок, таких слов набрался?
— Деда, когда Зорьку доил, она его хвостом стебанула. Дядя Родион, вот когда мамка узнает, что вы с дедом меня чужой тетке отдали, она вам задаст.
— Когда она узнает, какой мы тебе тетке отдали, она только рада будет.
— Почему?
— Тетка тебе штаны зашьет, супом накормит, сказки рассказывать будет. И вообще она тетка хорошая, не то что мы с дедом. Сам слыхал, как мать переживала: «У вас не воспитание, а сплошное безобразие». — Чего они бабы понимают? — нахмурился Сашка. — Мне безобразие нравится. Что я, маленький, — сказки слушать. Одни выдумки. Все равно в тайгу за вами убегу.
Уазик остановился у дома, палисадник перед которым был сплошь в ярких кустах георгин. Почти тотчас открылась калитка, и белобрысая девчонка лет шести, внимательно оглядев приезжих, закричала:
— Приехали! Приехали!
Калитка распахнулась шире, и человек шесть мальчишек и девчонок разного возраста, самому старшему из которых вряд ли стукнуло десять, высыпали на улицу и так же внимательно стали изучать Сашку и Ермакова.
— А хозяйка где? — спросил Ермаков, вытаскивая из машины заробевшего Сашку.
Ребятишки, как по команде, оглянулись на выходившую из калитки крупную красивую женщину, на ходу вытиравшую фартуком мокрые руки.
— И кого же ты нам тут привез, Родион Ильич? — весело спросила она. — Этого, что ль? Ну, чего насупился, как сыч? Вылитый дед Егор. Испугался, что ль, моих одуванчиков? Не боись, они, когда спят, вовсе безобидные, а когда играют, гостей не кусают. Иди знакомься, они тебе все свои прилады покажут.
— Какие такие прилады? — не поднимая глаз, спросил Сашка.
— Разные. Стараются, чтобы жизнь интересной была.
— У нас Колька самолет построил, а Мураш говорит, надо еще вышку и посадочную полосу делать. Пойдем, будешь нам помогать, — затараторила девочка, первой выглянувшая из калитки.
— А я могу так спрятаться, никто на свете не найдет, — заявил Сашка, делая неуверенный шаг в сторону ребят.
— Спорим, за две минуты найду, — ухмыльнулся самый старший из высыпавшей на улицу команды.
— Спорим! — согласился Сашка.
— На что?
Сашка, подумав, вытащил из кармана охотничий манок и сунул в рот. Призывный свист рябка вызвал улыбку на всех без исключения ребячьих лицах.
— Лады, — согласился старший. — Меня Колькой зовут. А это — Генка, Мураш, Светка, Кира…
— А я — Иришка, — сама представилась белобрысенькая. — Пошли во двор. Он у нас, знаешь, какой большой? Всю жизнь можно прятаться.
Ребятня скрылась за калиткой.
— Ну что, сестренка, покараулишь пацана, пока его мамка рожает?
— А вы, значит, в тайгу? Другого времени не нашли?
— Не мы его назначаем, само диктует. Сейчас опоздаешь, потом не нагонишь. Только что навстречу городской крутяк нарисовался. Или сами чего пронюхали, или местные беспредельщики на помощь вызвали. Самый раз разобраться, а времени — фиг.
— Какими только словами себя ни кляла, что вас втянула. Может, все это только выдумка одна. Там уже, наверное, и запаха того золота не осталось. И на что оно нам? Жили без него и дальше жить будем. Или разбогатеть захотелось?
— Разбогатеть, хотя бы по минимуму, неплохо, конечно. Только не в этом дело, сестренка. Как там господин Ильин писал в своем смертном послании? Помнишь? А я наизусть. «Пока есть надежда хоть малой пользы державе, пусть не сейчас, пусть когда-нибудь, значит, не напрасно прошли мы этот крестный путь в неведомое. Золото, которое мы оставили там, всего лишь знак, от которого путь должно продолжить тем, кто будет счастливее нас». Понимаешь, сестренка, вера у него была. На наше счастье надеялся. Потому не хочу, чтобы счастливыми оказались бандюки и прочая сволота, готовая глотку перегрызть за свои темные интересы. В счастливый для меня час ты эти дневники разыскала. А то скучно жить стало. В кабинете со злом тоже можно бороться, только результат, как говорится, за кадром. Хочется своими руками…
— Много тут один навоюешь?
— Были такие сомнения. Я поначалу, когда тут копать начинал, думал, полная чернуха — зги не видать. Накопилось за век, не разгрести вовек. Полностью ошибался. Да с одним дедом этого пацаненка можно всех окрестных отморозков в бараний рог скрутить. И еще такие есть. Есть, есть! Не веришь?
— Ты, Родион Ильич, поосторожней все-таки. Тут под ними половина поселка, не меньше. Кто долгами, кто деньгами, а кто и кровушкой в кабале. Кто-то их боится, а кто-то за свою прежнюю жизнь, к которой привыкли, насмерть станут.
— Бог не выдаст, свинья не съест. По-разному, конечно, раскрутиться может. Только у меня предчувствие… — Ермаков трижды сплюнул. — В общем, нормальное предчувствие, сестренка.
— Послушает кто, подумают, правда, сестренка. Седьмая вода на киселе, сто верст — и те лесом.
— Сестренка, не сестренка, а общий родственник имеется, хотя и в позапрошлом веке. Ладно, родней мы еще посчитаемся. Выясним досконально, кто нам с тобой встречу здесь сообразил. Черт, леший или кто-нибудь совсем из другого ведомства. Ты пока свой