Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
будут так прекрасны, что они захотят увидеть их снова. И захотят спать еще и еще. Когда они заснут, ты соткешь им такие прекрасные сны, чтобы им не хотелось просыпаться, – тут мы возьмем ключи и уйдем.
– Это ненадежно. Как мы можем быть уверены, что они спят достаточно крепко? Что они вообще заснули? Мы не можем ждать ночь за ночью и просто надеяться, что это произойдет.
Сулани осторожно привалилась к стене и поморщилась. Мужчина ей что-то сломал. Опять. Эстеги тут же вскочила, принесла подушку, усадила Сулани удобно. Потом взяла одну из бутылок, стоявших в нишах вокруг бассейнов, и вылила себе на ладони терпко пахнущее масло. Принялась массировать стопу Сулани. Та что-то пробормотала в знак протеста, но потом затихла. Тут заговорила Эстеги. С ней это случалось нечасто.
– Мне кажется, мы могли бы усыпить их. Напитком. Гараи наверняка может такой приготовить.
– Нет! – проговорила я, повысив голос. – Чем нас больше, тем больше риск неудачи.
– Мы можем выкопать тоннель, – предложила Сулани. – Отсюда, из бань. Ночью никто не увидит, что мы делаем.
– На это потребуются годы! – воскликнула я, разведя руки. – Я должна выбраться отсюда до того, как родится ребенок.
В большом раздражении я покинула остальных и вернулась в свою комнату. Посвящать кого-то в мой план было ошибкой. Мы даже не могли договориться, как именно мы убежим.
Однажды нас всех вывели из дворца. Нас не предупредили, что будет происходить. С тех пор как Каренокои потерпела такое поражение прошлой осенью, мы почти ничего не знали о том, что происходит за пределами Охаддина. Думаю, жена и Гараи знали, но они почти никогда не разговаривали с нами. Они вышли вперед, тепло одетые, в куртках на вате, со множеством шалей. Орано шел рядом с матерью. Мать и сын оба были одеты в белое – траур по погибшим сыновьям. Эстеги и другие служанки несли зонтики от солнца, подушки и корзины с едой. Мы, остальные, вслед за ними вышли в сад. Воздух был холодный, небо казалось высоким. Стояла ранняя зима. Моя первая зима во дворце. Из зверинца на юго-востоке доносился низкий рык неизвестных зверей и вскрики неизвестных птиц. Как бы мне хотелось сходить туда и посмотреть на животных! Подарить им немного утешения в неволе. Может быть, выпустить их на волю.
В южной части сада возле пруда построили большую сцену. Пока народ еще не собрался. Стражи привели нас на платформу, отгороженную от мира разрисованными ширмами. Мы уселись на подушки, разложенные служанками. Рядом с женой поставили жаровню, накрыли ей ноги звериной шкурой. Дети капризничали, на них шикали. Я втянула ладони в рукава, прячась от резкого холодного ветра с гор на северо-западе.
Мы ждали.
Явились женщины правителя со своими детьми. В паланкине принесли жену правителя, седую женщину, согбенную под тяжестью лет. Ее дочери и внуки собрались вокруг нее, все завернутые в дорогие шкуры. Но вот за ширмами раздался гул голосов, когда появились другие придворные и заняли свои места. Сцена по-прежнему пустовала. Кто будет выступать? Бродячий театр? Музыканты? Похоже, никто не знал. Прислуга разносила блюда с едой и горячее вино с медом. Я взяла чашу, чтобы согреть об нее свои озябшие пальцы. С тех пор как я забеременела, мне не бывало холодно – только пальцам. Орано и Кабира сидели впереди нас, я не могла расслышать, о чем они говорят, но видела, как жена спросила о чем-то сына, а он в ответ пожал плечами. Скоро он станет юношей. Интересно, как долго ему позволят свободно бродить по дайрахезину. Поскольку он единственный сын того мужчины, оставшийся в живых, его роль коренным образом изменилась. Его наверняка рано женят.
Не то чтобы меня это касалось. Скоро я буду уже далеко.
Внезапно гул стих. На сцену вывели мужчин.
Они были обнаженные, их ноги и спины исполосованы плетками. Тут я поняла, что будет происходить. Мне не хотелось там оставаться. Однако нашу платформу окружили стражи. Выхода не было.
Мужчин было пять. Один еще совсем мальчик. Он не мог самостоятельно идти, его выволокли на сцену стражи. Эти стражи нисколько не походили на тех, что охраняли дайрахезин. Они были в шлемах и с мечами и не знали жалости. У края сцены быстро воздвигли пять столбов. Пятерых мужчин привязали к ним. Мальчик, кажется, уже был без сознания.
На сцену поднялся тот мужчина. Одет он был в длинное синее пальто и высокие черные сапоги, голову защищала от холода меховая шапка. Как всегда, безупречно одет и ухожен, однако его движения утратили прежнюю точность, которую я привыкла видеть. Он ходил взад-вперед по сцене, не глядя на мужчин за своей спиной.
Он заговорил, но я не слушала. Не хотела слышать. Не желала видеть. Тем не менее до меня долетали отдельные слова: «Предатели… все против нас… продали нас… кровь на руках… никаких тайн от меня… признались».
«Судя по ранам на телах этих мужчин, тут любой бы признался», – подумала я.
«Наказание… смерть… тысяча маленьких смертей… предупреждение для всех вас».
Орано дернулся. Жена что-то сказала ему, он поднялся, но она удержала его. Вид у него был такой, словно он хотел кинуться на сцену. Заметив его, отец сделал сердитый жест. Мальчик медленно опустился на свое место рядом с матерью.
На сцену вышли пять мужчин с бритыми лицами и головами, выкрашенными в белый цвет. Тот мужчина исчез из поля зрения – наверное, присоединился к своему двору. Белоголовые палачи держали в руках странные изогнутые ножи. По одному палачу на каждого пленника. Тысяча маленьких смертей.
Пленники закричали. Негромко. Приглушенные, отчаянные стоны. Один из них заговорил, заявляя о своей невиновности. Он ничего не совершил, ничего.
Я не смотрела. Но не слышать их криков я не могла. Матери спрятали маленьких детей под своими шалями. Пожилые смотрели с ужасом и любопытством. Прислуга разносила блюда со сладостями и вином. Я сидела, глядя в чашу у себя в руках.
Мы просидели там целый день. Тысяча маленьких смертей – это долго.
Иногда я смотрела в сторону Кабиры и Орано. Поначалу они молчали, но потом мать принялась что-то говорить сыну – все более настойчиво. Он в основном мотал головой. Иногда между криками пленников до меня доносились отдельные слова.
– Даже это не заставит тебя понять…
– Отец никогда не причинит мне зла. Никогда!
Орано поднялся, стоял, склонившись над матерью. Лицо у него побледнело, руки дрожали. На сцену он не смотрел.
– Он сочтет это предательством, – проговорила Кабира, протягивая руку
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
