стало быть, прадед, и Илья Иванович, а это кто? Дедов сын, получается? Дата смерти — пятьдесят пятый, до моего рождения значит, и ещё при жизни деда. А не был ли он носителем дара-проклятия в предыдущем поколении? Отец и Федька мимо, может, брат их золото видел? Надо тетрадочку внимательно перечитать. И посчитать, все ли поколения там вписаны или через одно всё-таки. Опять же, кто сказал, что дар по прямой линии передаётся? Я же не Бейтон, а Шведов, значит, даже по женской линии проклятие переходит. Лотерея получается. Представляю, каково было деду, если сын, носивший дар, умер, а на кого следующего падёт проклятие, неизвестно. Мне теперь надо будет приглядывать за будущим поколением, у кого из нас троих с сестрой и братом родится следующий одарённый. Предупредить же его надо, чтобы не вляпался по молодости лет, как Саня Шведов. Ну да это нескоро, ещё самому дожить надо. Вот ещё обуза, жить и помнить, да самому не накосячить. А то в жизни всякое бывает.
Мне теперь прямо интересно, а Боцман-то вообще в курсе всего вот этого? И как его род избег проклятия? Хоть самому ищи его, чтобы спросить. И Федьку я бы попытал, да где теперь тот Федька.
У могилы прадеда я внимательно рассмотрел, что скрыто в земле. Ну да, похоже на сундучок. Снаружи в отделке золото есть, и внутри золотые изделия — перстни, цепи помощнее новорусских, какие-то не то броши, не то нагрудные знаки. И кинжал или подобное холодное оружие. Эх, посмотреть бы! Боцма́на, пожалуй, не остановило бы могилу потревожить, а мне теперь вдвойне колется. Аж трое предков присматривают, и проклятие Бейтона не дремлет. Пусть пока тут полежит.
— Саша, — позвала меня мать.
— Иду, — отозвался я, а сам метнулся ко второму сиянию. Что там? Какая-то старая могила, ещё с крестом и без оградки. Романовъ… Григорий, нет, Егорий. И сияет у Егория нехилый такой бочонок золота. Это кто ж ему подарил? Не сам же он себе его прикопал. Говорил же батя что-то про легендарный романовский клад, он или нет? Как-то слишком просто получается, никакой интриги. И странно, как его тут не нашли сильно жаждущие. Кого когда останавливало изъятие ценностей из могил? А тут ценностей ого-го, с пуд точно! Даже я бы, пожалуй, соблазнился. Это же не предков обнести. Но блин проклятие. Нужны рабочие руки — надёжные и не болтливые. Поинтересуюсь сперва у бати, в прошлый раз мой интерес был чисто академическим, потому как ни одного клада в обозримом пространстве не было, а сейчас аж два. А если ещё по кладбищу походить, так кто знает, что тут найти можно. Чёрт, а это тема — договориться с властью, что мне будут капать отчисления с каждой найденной нычки, обойти кладбище, и по посёлку не так просто шататься, а с конкретной целью. А сколько таких посёлков в приисковой зоне! Это же озолотиться можно. Главное, самому ничего не трогать, а только указывать — тут и там покопайте. Всё, что найдётё, мне в зачёт.
Потом я вспомнил холодный рыбий взгляд кгбэшника из больницы и передумал так зарабатывать. Хрен они мне четверть стоимости будут выплачивать. Надо тоньше действовать.
Всё это я обдумывал позже, когда мы шли домой. Грибов на жарёху набрали, и то хлеб.
— А ты Федькино золотишко уже откопала? — полюбопытствовал я. Ничего такого на нашем участке не встречал.
— Ох, не знаю, что теперь с ним делать.
— Шарипову сдай. После всей бучи, что тут носится, нескоро ещё золото принимать начнут. А так хоть какие-то деньги выплатят.
— А может ты? — робко спросила мать. — Вы с ним так подружились.
— Может, — призадумался я.
Если золото не я нашёл, так мне с него не должно быть худо? А может, это как раз то, которое я Федьке в тайге показал. Ну его, от греха, не понесу я его в руках. И надо бы сходить, крови капнуть на дедов тайник, я ведь золотишка касался. Не надолго и его там немного, но лучше перебдеть.
Глава 22
Утро встретило меня подозрительной тишиной. Дверь в комнату была плотно затворена с помощью полотенца, переброшенного через верх, чтобы не отходила, младших в комнате нет. Я вывернул шею, чтобы посмотреть на часы. Они так неудобно висят, что видно их только сидя за столом. С моей кровати приходится изгибаться. Ого! Почти десять. Перекатился на руки, попробовал отжаться. Чёрт, до сих пор больно. Ладно, просто постою с упором на руки. Поприседал. Закинул полотенце через плечо. Пойду умываться.
Стоило дёрнуть дверь, налетел шквал людей, звуков и запахов.
— С Днём рождения! — громко поздравили меня домочадцы.
С двух рук мне совали открытки, пахло тортом.
— Мою, мою открой! — вопил Мишка.
— Мы же договорились, мою первой, — отпихивала его Танька.
— Дети, нельзя себя так вести, а то Саша вообще не захочет их открывать, — усовестила мать.
Она свой подарок держала в обёрточной бумаге, целиком изрисованной несимметричными звёздочками и звёздами. Я усмехнулся. Мишкина открытка была оформлена в похожем стиле — почему-то три красных звезды в ряд, а под ними танк и некое подобие автомата Калашникова. «Саша Паздравля-ю». Ю — на отдельной строке.
— Не влезло, — пожаловался младший.
— Сам написал, что ли? — «удивился» я.
— Сам, — гордо сообщил брат.
— Да ты крутой! — похвалил я.
— Это я его учила, — не выдержала Танька. — Но у него всё равно пока одни тройки.
— Какие тройки?
— В моей школе.
— Не переживай, это пока не считается, в школу пойдёшь, там по-нормальному научат, и будут у тебя пятёрки, — утешил я троешника и взялся за вторую открытку.
Здесь всё было педантично выведено по линеечке, украшено цветочками и бабочками.
«Дорогой Саша! От всей души поздравляю тебя с днём рождения! Желаю счастья в личной жизни и здоровья. Твоя сестра Таня». Две ошибки тщательно закрашены и разрисованы узорами.
— Спасибо, вы меня очень порадовали, — похвалил я детей.
Оказалось неожиданно приятно их внимание и забота. Не лень же было сидеть, рисовать. Сохранить надо эти шедевры на будущее, потом буду показывать, как подрастут.
В материном свёртке был набор для бритья: станок, упаковка лезвий «Спутник», и помазок.
— Спасибо, — улыбнулся я.
Не «Жиллет», зато и стоят эти лезвия
