У меня кольнуло в сердце. Кажется, он попал в самую точку... Иным словом, бред величия.
- У меня остался последний долг... Вот. - Я показал ему свой кожаный кошелёк. - Двадцать золотых монет.
У Демарата приподнялись брови, и я решил дождаться вечера и за ужином раскрыть ему свою последнюю тайну.
- Подай руку! - убил римскую пустоту голос Нисы.
Она стояла в бассейне, под полуденным римским солнцем, вся матово блестя.
- Кого просишь? - слабо ожившим голосом вопросил Демарат.
- Пока только тебя, - игриво ответила Ниса, стрельнув взором в мою сторону.
Демарат покинул тень колоннады и, шагнув к бассейну, протянул Нисе крепкую бледную руку.
- А вот - мой последний долг, - бросил он через плечо в мою сторону.
Через полчаса, упав на непривычно мягкую постель, я заснул один в прохладной и очень тёмной комнате... когда же проснулся, темнота успела воцариться и за пределами дома, а в прямоугольный водоём во дворике-перистиле римляне мелко накрошили звёзд.
Тогда я освежил свою отяжелевшую голову в воде со звёздами.
Было здесь очень тихо, куда тише, чем на италийских равнинах. Единственная цикада стрекотала где-то очень далеко, как будто за крепостной стеной Рима... как будто и цикад разогнала и побила чума.
Я приметил на другом конце внутреннего дворика силуэт, и его осанка не понравилась мне. Мастер Этолийского Щита был трезв.
- Где Ниса? - спросил я его негромко.
- Гуляет, - едва слышно ответил издали Демарат.
- Одна?! - изумился я.
- Нет... Ей прислали центуриона. Таких мало осталось здесь. Высокий, чистый италиец.
- Ты - единственный из нас, кому не нужен Рим, - грустно сказал я стратегу и подошел ближе, думая выстроить логическую цепь к своему признанию, я даже заволновался немного.
- Ты не прав, - качнул он головой. - Отказаться можно только от того, что уже есть. Вот и я теперь имею всё, от чего могу отказаться...
"Будет ночь признаний", - подумал я, и на душ потеплело.
Мы помолчали... Запахло каким-то очень знакомым дымом.
- Отцам города мы понравились, - сообщил Демарат, заметив, что я тяну эфир носом. - Префект распорядился завести в город дюжину наших гуннов. В знак доверия. Они там, во внешнем дворе. Некстати, верно?
Очарованье римской ночной пустоты, и правда, пропало.
- Жаль, - согласился я со стратегом. - Нисы нет... Что же мы будем делать?
- Нисы нет, - бесстрастно подтвердил Демарат и заговорил вкрадчиво, даже гипнотически: - Харон уже перевез нас на ту сторону. Остался только дымок... тянет с нашего берега. Но скоро и он пропадёт, как и вся наша память.
Я слушал его рассеянно. Потом вдруг осознал. Цикада стрекотала очень далеко... На той стороне. Мне стало зябко.
- Что нам остаётся делать, никеец? - усмехнулся Демарат. - Пойдем.
Я повиновался.
Во внешнем дворе горел костёр, разбрасывая вокруг грубый варварский свет. Гунны, раздевшись до пояса, но не разлучившись с шапками, лежали на шкурах едва не вплотную к огню. Мы остались двумя ступеньками выше их.
- Ответь мне, никеец... - Демарат помедлил.
"Почему он злится на меня?" - недоумевал я.
- ...что остаётся делать мне? Ведь ты не знаешь дня моей смерти. Тебе известны лишь судьбы громовержцев. Я - загадка для тебя. Нигде о моей смерти не написано, следовательно, и убить меня гораздо труднее... Но это не относится к делу. Ответь, какое я имею право быть праведней их?
Я увидел его руку, указующую на гуннов и на их грубый огонь, потом оторопело поразмышлял над его вопросом и сказал невразумительно:
- Право? Что значит "право"?
- Ты - в Риме, - остро поморщился Демарат. - Разве нужно объяснять тебе здесь значение этого слова?
Я посмотрел на варваров с их огнем и хотел было сказать стратегу нечто очень сакраментальное: "Все когда-нибудь придут к Богу, раньше или позже, так стоит ли бояться римских слов?" Но тут же почувствовал, что сказать такое не имею как раз никакого права.
- Молчишь...
- Есть только одно слово - лучше слова "право"... надёжнее его... и которое останется нам по эту сторону Стикса, если мы его прихватили с собой на той стороне...
Только костёр гуннов освещал нас посреди ночного Рима.
- Какое? - без обычной своей грустной иронии всерьёз спросил Дмарат
Я решился...
- Покаяние...
Демарат не усмехнулся и, немного погодя, тяжело вздохнул - и произнёс одну маленькую реплику, реплику настоящего римлянина, реплику, которой стоила вся наша дешёвая драма:
- Покаяние - это звучит гордо.
Я растерялся, не зная, что ответить, как опровергнуть, ведь и для меня... да что говорить!
Отвечать было нечего. Я... вспотел и решил молчать до утра. Я смотрел на костёр, на искры, на звёзды - и уже без всякой грусти, без всякого отчаяния думал... Уж коль скоро такое уловлено в безднах души - "гордое покаяние"... о, да! Это наш парадокс, наше честное, гордое покаяние. Вот она, наша геенна огненная, вся здесь, перед нами - в душной римской ночи.
- Спокойного сна тебе, никеец.
Он нарочито отказался называть меня "гиперборейцем", отцеживал правду.
- И тебе спокойного сна, Мастер Этолийского Щита, - легко простился я с ним, о чём вскоре горько пожалел.
Он легонько, по-дружески, толкнул меня кулаком в плечо и отступил в темноту дома.
- Я полагаю, теперь вы прекрасно справитесь без меня, - донесся из мрака его голос.
- Кто это "мы"? - отвернулся я от гуннского костра и уже не различил стратега во мраке.
- Ты и Ниса, все, - ответил мрак голосом Демарата. - Никейцы, ариане, гунны... Все, одним словом.
Он ушел, я остался на ступенях. Я снова смотрел то на костёр, то на звёзды - и вдруг ясно вспомнил, зачем мне понадобился пустой, оставленный чумою Рим.
Я спустился к воротам, выглянул наружу и не приметил никаких огней. Колизей был моей конечной целью, до него было рукой подать... только нащупать в темноте. Вот, что я решил: пора посоветоваться со стратегом. Может, он возьмётся помочь мне, а заодно
