Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
за то, что они не дали свершиться несправедливости: «Теперь сердце у меня легкое…»
Присяжным потребовалось менее часа для того, чтобы вынести оправдательный приговор, который был встречен обществом с большим воодушевлением. Хотя вопрос о наличии у удмуртов человеческих жертвоприношений еще долго обсуждался научным сообществом, вопрос о вине конкретных крестьян села Старый Мултан был закрыт.
Убийцы
Вопрос об истинных убийцах в 1932 году объявил разрешенным известный историк Заволжья Михаил Григорьевич Худяков. В 1927 году он предпринял поездку в Старый Мултан, встречался с некоторыми участниками тех событий. В своей книге «История Камско-Вятского края» он пишет: «Проф. Патенко, раскрывший Мултанское дело, сообщил, что человеческое жертвоприношение было инсценировано из мести двумя крестьянами д. Анык, но не назвал имена, так как в то время они были еще живы. В настоящее время мы публикуем их. Это Тимофей Васюкин и Яков Конешин. Тимофей пред смертью сознался о. Петру Тукмачеву на исповеди. Он имел целью выселить мултанцев с позьмов (плодородных земель. – А.К.) и поделить землю аныкцам. Тимофей Васюкин подкинул волос в шалаш Моисея Дмитриева, а Яков Конешин науськивал полицию на Моисея Дмитриева, пустил слух о том, что убийство совершено в его шалаше, и «нашел» подкинутый волос…» Иными словами, «ничего личного, чистый бизнес»…
Проверить эти данные в настоящее время уже вряд ли представляется возможным; что, впрочем, не мешает мултанскому делу, как через почти 20 лет делу Бейлиса, остаться в истории российского правосудия трудной, но все-таки выдающейся победой закона и здравого смысла над примитивной ксенофобией, чиновным равнодушием и правовым нигилизмом большинства населения.
36. Уйти, чтобы остаться
(дело супругов Гимер, инсценировавших самоубийство ради прекращения брака, Российская империя, 1896)
Инсценировка собственной смерти – явление редкое, но не уникальное, как в жизни, так и в литературе: вспомним хотя бы шекспировскую Джульетту или конандойлевского Холмса. Люди идут на нее для того, чтобы избежать уголовного наказания или сбить со следа кредиторов, посмотреть на реакцию окружающих (это не раз проделывал знаменитый писатель Ярослав Гашек) или без помех начать новую жизнь. Эта история о любви, о свободе, а также о нравах и порядках Российской империи конца XIX века. И о литературе, конечно же.
В конце 1890-х годов близкий знакомый Л. Н. Толстого и будущий первый глава Толстовского общества Николай Васильевич Давыдов, на тот момент председатель Московского окружного суда, рассказал ему о деле супругов Гимер, обвинявшихся в инсценировке самоубийства с целью получения развода. Благодаря этому у великого писателя родился замысел драмы «Живой труп», сюжет которой во многом был заимствован из жизни.
«Никого не винить»
В канун Рождества 1895 года полицейские чины московской Якиманской части были проинформированы о том, что около проруби на Москве-реке обнаружено пальто, в карманах которого находились официальные бумаги на имя дворянина Николая Гимера и типичная записка самоубийцы: «В моей смерти прошу никого не винить». Днем позже его супруга получила письмо, в котором говорилось, что, доведенный до отчаяния нищетой, он решил утопиться. Письмо было доставлено в полицию, которая еще через три дня пригласила Екатерину Гимер для опознания выловленного из реки тела. Та признала в утопленнике своего мужа. Тело было выдано «вдове», и в канун Нового года она захоронила его на Дорогомиловском кладбище.
«Многоуважаемая Екатерина Павловна, последний раз пишу Вам. Жить я больше не могу. Голод и холод меня измучили, помощи от родных нет, сам ничего не могу сделать. Когда получите это письмо, меня не будет в живых, решил утопиться. Дело наше о разводе можете прекратить. Вы теперь и так свободны, а мне туда и дорога; не хочется, а делать нечего. Тело мое, конечно, не найдут, а весной его никто не узнает, так и сгину, значит, с земли. Будьте счастливы. Николай Гимер».
Сегодня можно с уверенностью утверждать, что полиция сработала из рук вон плохо. Конечно, в праздничные дни у нее хватало работы, но все равно можно было бы обратить внимание на то, что утопленник, вытащенный из реки еще живым и умерший от переохлаждения уже в полицейском участке, был обнаружен шестью верстами выше по течению той проруби, около которой нашли пальто Гимера. При подобном рвении якиманских пинкертонов замысел Екатерины Гимер имел все шансы «выгореть», но не тут-то было…
«Покуда смерть не разлучит нас…»
Екатерина, дочь отставного прапорщика, вышла замуж за мелкого железнодорожного служащего из обрусевших немцев восемнадцатилетней девушкой в 1881 году. Поначалу семейная жизнь супругов складывалась благополучно, муж имел неплохие перспективы на службе, у них родился сын Николай. Сейчас уже трудно установить, что явилось причиной их разрыва через два года после свадьбы, но весьма вероятно, что он был во многом связан с пристрастием Гимера к рюмке, которое после расставания начало принимать необратимый характер. Увольнение с работы и смерть матери окончательно подкосили его, и за десять последующих лет он совершенно «спился с круга», существуя на подачки родственников и обитая по многочисленным московским ночлежкам. Тем временем его жена, напротив, стала вполне самостоятельной женщиной, выучилась на акушерку и поступила на работу в медицинскую часть крупной фабрики в Богородском уезде (в 1930 году Богородск был переименован в Ногинск). Там она познакомилась со служащим Степаном Чистовым, из крестьян. Между ними возникли романтические отношения, и Екатерина Гимер начала разыскивать мужа, чтобы убедить его оформить развод.
Лев Толстой и Анатолий Кони
Развод в Российской империи был делом трудным и довольно редким: согласно переписи 1897 года на тысячу взрослых приходилось один-два развода. Бракоразводные дела православных рассматривались духовными консисториями по месту жительства, апелляционной инстанцией был Синод. Основаниями считались прелюбодеяние, двоеженство, добрачная болезнь, препятствующая супружеским отношениям, длительное безвестное отсутствие одного из супругов либо осуждение за тяжкое преступление. Николай Гимер, уже привыкший к мысли, что он одинок, рассчитывая на небольшой ежемесячный пенсион от супруги, согласился выставить себя прелюбодеем. Однако Московская консистория уперлась и в разводе отказала за недостаточностью свидетельств грехопадения мужа. Возможно, консисторские намекали на «барашка в бумажке»; московский митрополит Сергий (Ляпидевский), кстати, их решением остался недоволен и предписал рассмотреть дело еще раз. Однако Екатерина об этом не знала и пришла в отчаяние; оно-то и подсказало ей идею «развязать узел» другим способом…
Снисходительный суд
Николай согласился бросить пальто с документами около проруби, переписать с составленного женой черновика предсмертное письмо и уехать в Петербург. Цена вопроса –
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
