от общения с Юрой, но… Михаил чувствовал: есть что-то ещё.
— Я тебя провожу, — сказал он, остановившись во дворе дома Оксаны. — Юр, подождёшь пять минут в машине?
— Уверен, что успеешь? — сын заиграл бровями, ухмыляясь, и Алмазову захотелось его треснуть. Вот не время сейчас шутить, не время! Оксана и так напряжена, а тут ещё Юра вылезает со своими пошлыми подростковыми подколками.
— Не нужно, я сама, — Оксана попыталась отказаться, выпрыгивая из машины, но Михаил просто молча пошёл следом, показав Юре кулак. Сын фыркнул и закатил глаза. Чертёнок.
Оксана, напряжённая, с прямой спиной, почти бежала к подъезду, Алмазов еле успел нырнуть следом за ней в закрывающуюся дверь. Молча вошёл в лифт, доехал до нужного этажа и, как только Оксана открыла квартиру и хотела шмыгнуть внутрь, проигнорировав стоящего за спиной Михаила, подхватил девушку под локоть и перенёс через порог.
Лёгкая, почти невесомая…
Временно забив на необходимость поговорить, Алмазов щёлкнул выключателем, зажигая в прихожей свет, а затем поднял Оксану выше, крепче прижимая к своему паху, и впился в губы. Поначалу упрямо сжатые, они распахнулись, словно приглашая к дальнейшим действиям, и Михаил с полминуты ласкал их, наслаждаясь нежностью и вкусом, и, только когда почувствовал, что скоро перестанет соображать, отстранился и посмотрел на Оксану.
Её взгляд был затуманен, дыхание сбивалось, и она так лихорадочно облизала губы, что Алмазову на мгновение захотелось забить на разговор и использовать это недолгое время по другому назначению. Но Юра ждал в машине…
— Ты сегодня весь день о чём-то беспокоишься, — сказал Михаил хрипло, не спеша отпускать Оксану. Так и держал на весу, прижимая её бёдра к своим. Он был сильно возбуждён и понимал, что она это чувствует. Вот и хорошо, пусть знает, а то ведь своими дурацкими замечаниями про непривлекательность Алмазов чуть всё не испортил изначально. — Расскажи, что случилось.
Туман из взгляда моментально исчез, как не было его.
— Ничего, — уронила Оксана и дёрнулась, пытаясь освободиться. — Это всё ерунда.
— Оксан, — Михаил всё же опустил её и поднял руку, ласково касаясь кудрявых растрёпанных волос, — ну я же вижу. Очень прошу, не закрывайся, скажи, в чём дело. Если я чем-то тебя обидел, постараюсь исправить это.
— Нечего исправлять. — Она продолжала упорствовать. — Всё в порядке.
— Ксана… — Он впервые сократил так её имя, и это оказалось до безумия приятно. И удивительным образом повлияло на саму Оксану, потому что она вздрогнула и изменилась в лице, словно Михаил умудрился достучаться до её сердца. — Пожалуйста, давай не будем начинать отношения со лжи. В моей жизни её было слишком много, я не хочу ещё больше. Просто скажи. Даже если ты считаешь, что мне это не нужно. Позволь самому решать.
Что-то, наверное, всё-таки было в его словах, из-за чего Оксана, вздохнув и закусив губу, прикрыла глаза и негромко призналась:
— Я слышала, что сказал Юра. Когда возвращалась из туалета и вы сидели за столиком, он произнёс: «Я рад, что ты последовал моему совету и завёл себе бабу!»
Как только Алмазов это услышал, он сразу понял, что подозревал подобную причину с самого начала. Не зря улыбка Оксаны в тот момент, когда Михаил знакомил её с Юрой, показалась ему какой-то деревянной.
Причина была не то что не весомая, но… у Алмазова было ощущение, что он чего-то недопонимает. И будет ли Оксана объяснять?
— А что я ответил, ты не слышала?
— Нет. — Она опустила голову, будто старалась не смотреть на собеседника. Обычно так делают, когда стыдно или неловко, но сейчас явно был другой случай. — Ты говорил тихо.
— Тогда посмотри на меня. И я повторю то, что сказал Юре, — спокойно произнёс Михаил и, когда Оксана подняла голову, не выдержал дрожания слёз в её глазах — наклонился и коснулся губами щеки, обнял, ласково проведя ладонями по тонкой и узкой спине. — Я попросил его не говорить так больше, потому что это обижает не только тебя, но и меня. Сказал, что дорожу тобой и не хотел бы, чтобы ты думала обо мне чёрт знает что. Оксан… — Он вздохнул, ощущая под губами солёную влагу. Заплакала всё-таки. Милая, нежная, ранимая и очень искренняя. — Пожалуйста…
Михаил хотел попросить её не расстраиваться, но не успел — Оксана вдруг выпалила сдавленным голосом и запнувшись на последнем слове:
— Миш, а ты уверен, что свою жену не… любишь?
Да, чего-то он точно недопонимает. Откуда вообще подобные вопросы?
— Уверен, Ксан. — Михаил отстранился, заглядывая в её глаза. Свет в прихожей был тусклым, но Алмазов всё равно заметил, что они по-прежнему полны слёз. И выглядело это так, будто у Оксаны не глаза, а озёра, полные горькой и солёной воды. — Абсолютно уверен.
— Может, ты просто обижен на неё? — прошептала она, нервно кусая губы. Влага в её глазах дрожала и мерцала, создавая ощущение какого-то колдовского зелья, которое мешало Михаилу и думать, и говорить. Господи, о чём Оксана вообще? При чём здесь Таня? — Как моя мама на отца. Она его до сих пор любит, но вместе с ним быть не может, потому что…
— Подожди-подожди. — Михаил помотал головой, пытаясь сбросить с себя оцепенение из-за близости Оксаны. — Я не очень понимаю, почему ты проецируешь то, что происходит у твоих родителей, на меня и мою жену. В чём дело? Объясни.
— Тебя Юра ждёт, — она попыталась отойти в сторону, но Алмазов не дал, взяв Оксану за руку и притянув обратно к себе.
— Подождёт. Он вообще наверняка в телефоне завис и внимания ни на что не обращает. Объясни, в чём дело, Птичка. Я действительно не понимаю. Что…
— Ты писал своей Тане такие стихи, — перебила его Оксана с горячностью. — Такие… настоящие. Я понимаю, наверное, она чем-то тебя очень сильно обидела, раз ты перестал их писать и вообще… Моя мама тоже отстранилась от отца, но я вижу и чувствую, что любовь в ней ещё живёт. Это больше любовь к прошлому, но… она есть. Так может… тебе лучше попытаться наладить отношения, а не уходить? Тем более что дети…
Вот теперь Михаилу всё стало ясно. Не предельно, но достаточно для того, чтобы сделать выводы.
Дело было не в нём или Тане. Дело было в Оксане, которая не верила, что Алмазов способен влюбиться в неё. И из-за этого придумала себе целую теорию… впрочем, довольно-таки стройную, этого не отнять.
Обижен он, видите ли. Всё ещё любит. Ну да, конечно, сейчас. Разбежался и подпрыгнул.
— Ксан, — сказал Михаил резко и тут же, вздохнув, постарался смягчиться — не виновата Оксана в
