духом, вплотную занялись планированием моего сценического образа, да так увлеклись, что я обнаружила себя уже лежащей в ванне с маской из какой-то зеленой жижи на лице.
— Я точно в лягушку не превращусь?
— А ну, молчи, маска съезжает! И глаза закрой! Огурцы на них положу.
— Лучше в салат их покроши. Сонь, нам восемнадцать лет, нам еще не нужны никакие маски.
— Лежи, кому сказала!
Ах, если я думала, что «наведение красоты» — это испытание, то что началось, когда меня заставили перемерить весь имеющийся гардероб! Выяснили, что мне совершенно не в чем завтра идти на съемки финала, и нашу квартиру заполонил и поглотил хаос.
Я несколько раз пыталась несмело проблеять, что эффект маски для лица будет малоэффективным, если из-за примерок мы ляжем спать в три утра. К сожалению, услышали меня только с четвертой попытки, и спать меня отпустили нескоро.
* * *
Готический зал особняка Стахеева, вновь все в сборе. Смурные и недовольные лица. В воздухе разлиты страх и уныние. И я могла их прекрасно понять: на орехи досталось каждому. По допросам потаскали всех, вплоть до технички. Хотя и мне было немного обидно. Не я же себя сама зачморила, присудив себе проигрышное место.
Но сейчас, стоя здесь, не встретить ни единого доброжелательного взгляда было несколько обидно. Либо заискивающие, либо полные затаенного страха. Но все без исключения шарахались от меня как от чумной.
Соня сегодня превзошла себя. Белоснежное платье окутывало мое тело словно невесомое облако и стекало струящимися складками к ногам, подчеркивая тонкий силуэт и плавность форм. Что не могло не добавлять хмурых складок между бровей женщин, искр заинтересованности в глаза мужчин, и тяжких дум режиссеру, тщетно пытающегося меня хоть как-то гармонично вписать в линейку остальных участников, одетых в обычную, человеческую одежду.
Отсняли в итоге четыре дубля. Съемочная бригада заметно нервничала, постоянно слышались переругивания и недовольства в адрес друг друга.
Нововведения поражали. На этот раз в помещении появился большой монитор с показателями зрительского голосования, которое проходило онлайн в режиме реального времени.
Оглашение списка сильно разнилось с предыдущими результатами. И, как закономерный итог, распределение мест изменилось.
Результаты разделились следующим образом: Я набрала 37 % голосов, Наталья Воротникова — 29 %, а Наталья Носачева и Петр Соболев практически равное количество, 18 % и 16 %, соответственно. Наталья объективно была сильнее Петра, ну, или богаче, но показала она себя на проекте лучше. А Петя — просто симпатичный молоденький мальчик. Целевая аудитория передачи: девочки, девушки, тетеньки, бабушки всех возрастов, которые как раз таких вот мальчиков и любят несмотря на их промахи и неудачи. Так что не беда, что нет сверх силы. Лишь бы человек был хороший!
Как в замедленной съемке, я слышала, как меня огласили победителем. Видела поджатые губы Натальи, на негнущихся ногах прошла вперед мимо радостного Пети, приблизилась к пьедесталу и взяла в руки стеклянную глыбу. Пока стекло находилось на стойке и снизу подсвечивалось голубым сиянием, было терпимо. Но когда я коснулась статуэтки, меня словно холодом обожгло. Обернулась, экс-победительница на меня так недобро смотрела, что впору было начинать креститься и читать «Отче наш» от порчи и сглаза.
Мне, по сути, этот выигрыш был уже даром не нужен. Было жутко некомфортно вот так переигрывать и буквально отбирать приз у человека, уже отметившего победу, и, наверняка, рассказавшего об этом всем родственникам и знакомым.
Подошла, наконец, к Пореченкову, понимая, что мне стоит натянуть улыбку. Никто бы сейчас не понял моих душевных мытарств. Ведь справедливость восторжествовала! Я победила, мне вручен мой приз. Да еще и дарована возможность слетать в Америку, пусть и бестолково, но мало ли каких я могу и там дел натворить? Была бы возможность…
Так я и стояла, слушая дифирамбы, сама же еле удерживала в руках стеклянное подтверждение моих нечеловеческих заслуг. Глыба стекла тянула к земле не хуже якоря. Ведущий, наконец, понял мои мытарства и булыжник из рук моих забрал, вручив букет и диплом. Мне даже дышать легче стало. Заколдовала она, что ли, этот неудачный кусок переработки стеклотары?
Фотовспышки, объятия, так и не ставших мне близкими, людей, шум, смех, прощальные матюги режиссера. Ночь, улица, фонарь. Девчонки и мальчишки, возвращающиеся гурьбой в нашу квартиру и продолжающие гулянку до утра.
А в голове лишь белый шум. В груди — звенящая пустота.
Постфактум мне защитана одна битва. Но это уже не имеет никакого значения: основное сражение проиграно. Это конец.
А потом я ушла к себе, села на диван и просидела так несколько дней. Меня тормошили, орали на меня, таскали за шиворот на тренировку. Но я словно впала в какую-то коматозную дрему. Сидела с открытыми глазами, но отсутствующим взглядом.
* * *
После ванной, как ни странно проснулся аппетит. Я не могла вспомнить, что ела за последние дни и ела ли вообще. Это время словно выпало из жизни. Мое сознание проходило перезагрузку, обновление, форматирование и дефрагментацию одновременно, отчего и случился сбой и висяк.
Я смотрела непонимающе на грустные лица подруг, задаваясь лишь одним вопросом: что вообще происходит?
— Аня. Ты меня бесишь! Ты, которая нас организовала. Строила все это, — Рита развела руками, показывая вокруг, — Чего ты развалилась? Ты что сдалась?
— Рит, ну не начинай.
— Да что не начинай? Тут уж впору заканчивать! Что происходит, я тебя спрашиваю?
— А то, что я взяла себе орешек не по зубам! Ты понимаешь, что такое конец света? А я это видела! Я сдохла там как таракан, прибитый тапком. И даже мокрого места не осталось.
Рита, как и Соня за ее спиной, стоят, замерев, с широко открытыми глазами, смотрят непонимающе. А меня уже несет на волнах истерики.
— И я не смогу это повернуть вспять! Я ничего не могу! Нет ни денег, ни поддержки сверху! Ничего нет! Я пустое место! Я никто и ничто… — мои слова, которые изначально вылетали с жалящей злобой, становились все тише, голос звучал с надрывом, пока совсем не затих, перейдя в рыдания.
— Аня, ты не одна. У тебя есть мы. — девочки подошли ближе и меня обняли, а я от этого закатилась еще пуще прежнего.
— Теперь и вы еще… и Сенсей! Мы все умрем…
— Ань! Да что ты заладила в конце концов!? Ну когда мы умрем? Ведь не завтра же! Все когда-нибудь сдохнем. Вон у соседки кошка сдохла. А до этого она прожила одиннадцать лет сытой, довольной жизни! Да не каждый человек в такой любви и заботе живет, пусть и относительно
