стоящий у своей бойницы. — Подождите, не стреляйте, пока я не дам команду… А теперь пли!
Грянули выстрелы, и снаружи послышался новый вопль.
— Мы уложили двоих, — спокойно молвил полковник, взяв из руки своей дочери другой мушкет.
— Ваша милость, они попытаются выбить дверь, — крикнул надсмотрщик со своего наблюдательного поста. — Они тащат сюда ствол сосны.
— Пусть только попробуют, — мрачно ответствовал полковник. — Мы окажем им горячий прием.
Два ряда дикарей подняли с земли толстый ствол и побежали вперед, не переставая вопить. Они добежали до ступенек террасы, когда из бойниц, проделанных в двери и окнах, вылетел град смертоносных пуль. Трое нападавших упали, но таран все равно с огромной силой ударил во входную дверь. Дверь устояла, и только двенадцать из тех двадцати, которые вошли на террасу, вернулись к своим собратьям.
— Они не повторят эту попытку, — коротким смехом сказал полковник.
— Они разделились, — закричал надсмотрщик. — Они собираются окружить дом. Все по местам!
Из-за угла дома на залитую лунным светом лужайку перед гостиной выбежала толпа индейцев и негров во главе с Луисом Себастьяном и двумя рикахекриа-нами. У некоторых индейцев в руках были мушкеты, рабы были вооружены топорами, косами, ножами, взятыми из сарая для хранения инвентаря, либо старыми железками и веслами от лодок, которые они сломали, сделав грозные дубинки. Все они неслись вперед с ужасающими воплями, дикари из восточного полушария ревели, как звери в их родных лесах, дикари западного время от времени издавали еще более жуткий клич.
В гостиной сэр Чарльз, как всегда томный и грациозный, стоял в тесном проеме двери, ведущей в сад, и стрелял в толпу опять и опять. Он сражался, сохраняя беззаботный вид светского человека, как и подобало придворному его эпохи, но под кажущейся беззаботностью таилась хладнокровная точность действий. Рука, которая так небрежно стряхивала крупинки пороха с его белых кружевных манжет, не дрожала, нажимая на спусковой крючок, глаза, которые он то и дело отводил от краснокожих, чтобы бросить пылкий взгляд на свою возлюбленную, руководящую женщинами, быстро подмечали все изменения в тактике дикарей. Сражаясь, он не переставал шутить — и один раз его шутка вызвала у мистрис Летиции судорожный смех.
Влетевшая в дверной проем пуля оцарапала ему руку.
— Первая кровь, — со смехом молвил он.
— Одного из наших убили в комнате хозяина и двоих в вестибюле! — крикнул молодой Уиттингтон, стоящий у дальнего окна.
— И Марджери, — сказала Патриция, подошедшая к своему родичу с платком, который она сняла с шеи. — Дайте мне перевязать вашу рану, кузен.
Он протянул ей руку с улыбкой и нежными словами, и она перевязала ее батистом, белым, как ее лицо, затем воротилась туда, где работали женщины, заряжая мушкеты и передавая их мужчинам, которые продолжали вести непрестанный огонь по нападающим.
Весь дом был наполнен дымом, в котором неясные фигуры осажденных казались огромными, а шум — состоящий из грома выстрелов, громких команд и проклятий, испуганных криков женщин и детей, стонов раненых, которых было уже немало — стал оглушительным. Теперь дом атаковали уже со всех сторон, и у каждого из его защитников работы было по горло. Снаружи доносился ужасающий гвалт: брань, выстрелы, крики, грохот от ударов по окнам и двери, а внутри на лицах мужчин читался подавляемый страх, в глазах женщин — ужас и мука.
Сэр Чарльз, повернувшись за перезаряженным мушкетом после выстрела, который, судя по истошному воплю нападавшего, оказался весьма успешным, обнаружил рядом Патрицию.
— Кузен, у нас осталось совсем мало пуль, и это весь порох.
Баронет шумно втянул в себя воздух.
— Черт, вот незадача! Кто-нибудь, добудьте пороху, даже если вам придется его украсть.
Лэндлесс оставил свою бойницу на магглтонианина и вышел в вестибюль, где нашел полковника, без парика, в разорванной рубашке, с лицом и руками, почерневшими от порохового дыма, то ведущего огонь самолично, то зычно подбадривающего остальных.
— Нам нужны порох и пули! — вскричал он. — Помилуй нас, Боже, у вас что, вышли все боеприпасы? У нас каждая пуля, каждая крупица пороха на счету, нам нечего вам дать, ведь если мы не сможем отогнать их от парадной двери, нам конец!
Лэндлесс подошел к надсмотрщику.
— Еще два выстрела — и боеприпасы кончатся и у нас, — бесстрастно сказал Вудсон и выстрелил опять.
— Нет никаких признаков того, что с них хватит, — заметил Лэндлесс, когда гвалт снаружи стал еще громче, и малый, атаковавший окно, которое оборонял Вудсон, упал с пулей в голове.
— Хватит? Нет, черт бы их побрал! — ругнулся надсмотрщик. — Они будут удовлетворены, только когда перебьют нас всех — и не раньше! Но им приходится дорого платить за свою потеху.
Лэндлесс воротился в гостиную с пустыми руками.
— Они находятся в таком же положении, что и мы, — сказал он в ответ на вопросительно поднятые брови сэра Чарльза.
Тот пожал плечами.
— Чему быть, того не миновать. Жаль, что мы не могли беречь боеприпасы — но у нас не было выбора, надо было оборонять дверь. Возвращайтесь на свой пост, и мы будем сдерживать их, пока будет возможно. А затем нас ждет недолгий переход в вечное небытие!
— Недолгий переход! — пробормотал магглтонианин, стоящий рядом с Лэндлессом. — Что ж, пусть они найдут свою смерть от руки язычников. Вечное небытие! В сердце своем он говорит: "Бога нет", — но его несет прямиком на суд Бога, который говорит: "Аз воздам". — Будь прокляты атеисты! Да покажется ему этот огненный переход пустяком по сравнению с пламенем Божьего мщения, да отправится он туда, где червь их не умирает и огонь не угасает[93], да…
Нападающие ударили в дверь, ведущую в сад, стволом дерева с такой силой, что комната сотряслась.
— Они идут! — закричал Регулус, стоящий за сэром Чарльзом и поднял над головой топор, которым был вооружен. Еще один удар — и дерево раскололось. В образовавшееся отверстие просунулась краснокожая кисть — топор в могучих руках Регулуса, блеснув, опустился, и кисть, отрубленная, со стуком шлепнулась на пол. Снаружи раздался вопль, затем последовал еще один удар, расширивший отверстие в двери. Лэндлесс выпустил в толпу, виднеющуюся в дыре, последнюю из своих пуль и, схватив свой мушкет за ствол, чтобы использовать его как дубину, кинулся к двери, перед которой уже сосредоточились все защитники этой стороны дома. Сэр Чарльз бросил свой ставший бесполезный мушкет на пол и выхватил шпагу.
— Кузина, — молвил он, оглянувшись через плечо на Патрицию, которая стояла, бледная и прямая, среди испуганно съежившихся женщин, — вам лучше выйти в вестибюль, и притом быстро. Скоро здесь будет неподходящее место для дам.
— Пойдемте, — сказала
