уголке ее сознания теплилась память, слабая как сновидение, о темноволосом мужчине на гнедом коне, с лирой за плечами, девичьим лицом и неровным крестом над глазами. Она припоминала, что также ждала его, потом он пришел, минуя долгие комнаты, поднимаясь по лестнице башни. Но он не успел уклониться, и его свет и разум перешли к ней. Она посмотрела на мужчину, которым едва не овладела. Не было ни шока, ни паники, ни отвращения.
— Он умер. — Ее единственные слова.
Золотоволосый рыцарь обнажил меч, замахнулся, чтобы снести с плеч ненавистную голову, но не в обычаях воинов Креннок-дола было поднимать руку на женщину, каким бы сильным не являлся их гнев. Он остановился и, спустя мгновение, вложил меч в ножны.
— Живи, вампир, — сказал он. — Но никогда впредь не имей дела с мужчинами и не лишай их разума, иначе быть твоей голове на колу…
Для нее эта не имело смысла; она была не совсем, не вполне человеком, людские законы и ценности находились для нее по ту сторону мира. Она молча смотрела на него, она уже любила его, потому что он сумел вырваться и больше не нуждался в ней.
Он переходил из комнаты в комнату, разыскивая своего брата Голбранта, но Голбрант упал в море с высокой башни. Волны подхватили тело, как болотные склизкие псы, чайки и хищные рыбы терзали его так, что кроме золотой лиры, теперь зеленой в морской воде, ничего не осталось от него.
Пока воин искал, женщина неотступно следовала за ним. Она не могла сказать, куда делся Голбрант, потому как не могла вспомнить. Она смотрела ему в спину, заглядывала в лицо, когда он оборачивался. Ее любовь была всепоглощающей.
Но он оттолкнул ее и сбежал вниз по ступеням башни. Во дворе оседлал коня и уехал вдоль известковых дюн по морской дороге.
ТРИ ДНЯ ОНА бродила по башне. Она не прибирала своих длинных, дивных волос. Она не выходила по утрам на белесое взморье. Она перестала ждать. Голбрант и другие, которые затонули, словно корабли, в ее смертельных объятиях, потеряли волю и разум в ее чреве, в ее глазах, остались забытыми, а его, гневного воина на золотогривом коне, с узкими глазами, с льняными волосами, с ненавистным его уходом, она помнила.
На четвертый день, спустившись по лестнице, она вышла из башни и двинулась по приморской дороге вслед за ним. Раньше не было желаний даже выйти на свет, теперь появилась нужда. Ветер разогнал серые тучи, солнце и ее развевающиеся волосы были двумя яркими пятнами пурпура в той бесцветной земле, которую она оставляла.
Несколько дней пути изменили краски местности. Взамен белого пришли черные. По темному небу катили грозовые тучи. Ее ноги покраснели, острые края камней впивались в них, подобно змеям. Она была одной из тех, кто не нуждается в отдыхе и потому шла, не останавливаясь день и ночь. Она держалась следов, оставленных копытами коня; иногда они пропадали. То тут, то там она находила клочья его плаща, вырванные, должно быть, кустами ежевики, или подходила к остывшей золе костровища, погружала в нее пальцы и пробовала пепел кончиком языка. Над головой светила луна, казавшаяся почти прозрачной. У воды, над голубоватым костром хлопотала старая ведьма, помешивая варево в закопченном котле смерти. Она куталась во что-то черное, отчего были видны лишь точечки глаз и тощие костлявые руки. Заметив белую женщину, она закричала:
— В Креннок-дол ведет эта дорога!
Затем колдунья бросила свое варево, поднялась к ней на берег и ткнула руку в воду.
— Нет пути для тебя на ту сторону. Мост разрушен. Он знал, что ты пойдешь за ним. Он испуган. Я дала ему амулет, который не принесет добра. Взгляни на себя, алчущую! Это ли есть твоя любовь?! Разве не ты лишила жизни его сводного брата Голбранта? — старуха мрачно хихикнула.
Но белая женщина брела вдоль берега, отыскивая место для переправы. И оно там было, видное всякому, только не ей. Колдунья побежала за ней, подпрыгивая как горный козел, и черные рожки на ее голове недвусмысленно указывали на ее происхождение. Колдунья коснулась плеча белой женщины.
— Ты хотя бы знаешь его имя? Коли не боишься, ступай в воду, река вынесет. Долгие поиски у тебя впереди, но когда найдешь его, он будет твоим. Только помни о цене, которую он заплатит за это. Он лишится разума, хотя что тебе до того — ты ведь убережешь его от высоких скал и погибели. Словно младенец и мужчина в одном человеке, и так всегда, на веки вечные.
Она слушала. На краю обрыва колдунья прошептала:
— Если выпустишь его, станешь прахом. Помни! — и толкнула ее вниз к воде. Белая женщина не чувствовала страха. Волосы и платье держали ее на поверхности воды. Река несла всю ночь под голубым куполом звезд, река влекла ее между холмами серебряной нитью, а ближе к рассвету выбросила на берег.
Наутро шесть или семь рыбаков ее нашли. Они решили, что она самоубийца, и истово крестились, пока один из них бегал за священником; затем она очнулась и кинулась прочь от них…
ЗЕМЛИ КРЕННОКА — ЭТО земли живого оазиса между мертвыми пустошами севера, юга, запада и востока. На вершине зеленого холма стоит дом короля. Двести мраморных колонн поддерживают кровлю в огромной королевской зале. Повсюду журчат фонтаны. Деревья ломятся от круглых плодов, зреющих под желтым небом. Это место называют Креннок-долом. В больших бронзовых воротах висит колокол величиной с доброго воина, а его язык размером с девочку лет десяти. Она не собиралась звонить в колокол, для этого был нужен высокий мужчина на рослом коне. Она стала бить руками и ногами по бронзовой обшивке двери.
В королевстве существовал закон, согласно какому путника, пришедшего в поисках милости, справедливости или с какой иной просьбой, король, по крайней мере, выслушивал его. Поэтому вышедший на стук привратник впустил ее и был удивлен мокрыми волосами и платьем, оставляющим за собой след черных речных водорослей.
Она поднялась по широкой лестнице в зал с колоннами. Король и его воины, недавно вернувшись с заутрени, закусывали и выпивали. Сам король восседал в высоком золоченом кресле, как сидел здесь и три дня назад, когда в зал вошел воин, примчавшийся со стороны моря. Король поднялся тогда, чтобы приветствовать его — он любил этого воина несколько больше остальных, хотя, возможно, теперь предпочел бы увидеть Голбранта вместо Алондора, кто стоял перед ним,
