очень люблю и уважаю В. Пуришкевича, но я не могу не возмущаться, когда не потерявший, кажется, еще рассудка человек не мог выбрать иных выражений, иного выхода, чтобы рассеять, весьма возможно, несправедливые обвинения со стороны своего брата». Позже Оловенников применил к лидерам монархического движения французскую пословицу «Если хочешь убить собаку — объяви ее бешеной» и вновь дал волю чувствам: «Признаемся, мы никогда не ожидали от г. Пуришкевича такой пошлой и глубоко возмутительной выходки, какую он дозволил себе по отношению к о. Илиодору!..».
Сам же инок откликнулся на «жалкую, оскорбительную, кощунственную, мальчишески-легкомысленную писульку» Пуришкевича огромной статьей. Напомнив, что, согласно православному вероучению, все человечество душевно повреждено, о. Илиодор обрушился на тех, кто, на его взгляд, был действительно душевнобольным, — на нечестных людей. Самая их уравновешенность — показатель болезни, бессердечия, эгоизма. Таковы революционеры и… ложные черносотенцы!
По мнению о. Илиодора, на IV съезде имевшаяся в монархическом движении «грязь сама себя объявила», когда одни восстали против посылки депутации, другие — против принудительного отчуждения земли, причем последние прямо пригрозили, что «все помещики завтра же выйдут из Союза». «Решительно во всеуслышание заявляю, что не патриоты они, а кусочники, шкурники».
О. Илиодор считал раскол, спровоцированный им на съезде, полезной «очисткой» Союза от таких лиц. «Вот предмет моей святой радости, вот основа моего успокоения».
А ответы на тяжелые обвинения продолжали появляться. Один из участников съезда Л. Рагозин изложил свою собственную версию событий, доказывая, что идея депутации провалилась не интригами устроителей, а единодушно выраженной волей всего собрания. Далее на правах «старика, много видевшего и наблюдавшего», автор предлагал своему оппоненту «добрый совет». Получилась восхитительная характеристика почаевского инока:
«Отцу Илиодору даны большие дары: твердая христианская вера, горячая любовь к Русскому народу, чрезвычайная искренность, не только готовность, но потребность отдать себя всего, без остатка, сейчас на служение делу его религиозной и политической веры. Но надо помнить и не забывать, что дары эти даны его [так в тексте] Богом.
Но, чем богаче одарен человек, тем больше искушений ставит ему дьявол, и в о. Илиодоре он посеял свои семена: самовозвеличение (все, несогласные с ним, несогласны потому, что „завидуют“ ему в его популярности), гордыни (он один знает и несет правду до такой степени, что считает себя вправе отлучать от Церкви несогласных с ним — анафема!), наконец, желание выступить на путь политического агитатора („святое“ желание доставить депутацию к Царю под самозванным своим водительством). …
Если о. Илиодор не остановится, а пойдет далее по тому же пути высокомерия, гордыни и жажды популярности, и играния роли, то пусть он знает, что это путь бунтовщика Гапона.
Пусть же он напряжет всю силу столь значительных данных ему Богом даров на одоление пут дьявольских и приложит все разумение и волю для победы над ними».
Даже столь доброжелательный укор вызвал у о. Илиодора взрыв негодования. Статью он именовал «гнусным воем», ее автора — «стариком-бесстыдником» и горячо отрицал, что действовал по личным страстям. «Как, однако, должна быть грязна душа Рагозина, что он не может допустить в душе юного монаха чистоты намерения в совершении патриотического дела?».
Обращаясь ко всем «лживым патриотам», писавшим ему письма, о. Илиодор заканчивал прямо анекдотически: «Поэтому перестаньте, бесстыдники, лгать и клеветать на меня. Знайте, что своими безумными и глупыми письмами и писульками вы меня расстраиваете, а мне нужны силы и спокойствие сейчас, так как приходится наставлять тысячи народа Православного в Правде и Истине. Если несмотря на все мои разъяснения, вы по-прежнему будете досаждать мне, то я напишу вам такое послание, что всем вам тошно станет! Аминь».
Вслед за Рагозиным еще одно мудрое письмо о. Илиодору напечатал председатель казанского отдела «Союза русского народа» проф. В. Ф. Залесский. Рекомендуя адресату иметь терпение и слушать «речи людей опытных», автор предсказывал почаевскому иноку великое будущее:
«Господь одарил Вас необычайной силой духа и предназначил Вам сыграть немалую роль в Русском деле, но пора не пришла еще. …
Горькая чаша бедствий не минует нас — теперь это ясно. В ожидании ее берегите себя, — и не 28 человек, а 28 миллионов пойдут за Вами…».
Достоинства о. Илиодора как патриота позднее признавал и опрометчиво заклейменный им как предатель прот. Восторгов. В 1911 г. он, вспоминая IV Съезд, охарактеризовал своего собрата как искреннего, преданного и полезного родине и церкви человека.
Потерпев поражение в Москве, о. Илиодор вспомнил о способе, рассматривавшемся им ранее, когда волынские депутаты находились под угрозой исключения из Думы, — перенести поле битвы в Почаев. В июне священник объявил, что предстоит новое совещание:
«Собирайтесь, люди Православные, на 5 Всероссийский Съезд. Собирайтесь не в Москве, не в Петербурге, не в Киеве, а… на Святой горе Почаевской. Посылайте на него работников умных, трезвых и серьезных, когда с Святой горы раздастся клич по всей России… Соберемся, помолимся, попостимся, обсудим все и тогда пойдем к Царю своему Родному Самодержцу! Он нас примет!».
Однако не успел о. Илиодор бросить клич для приглашения монархистов в свою обитель, как сам оказался из нее изгнанным.
Депутация от Почаевского СРН
Потерпев поражение с двумя депутациями, о. Илиодор совершенно упустил из виду третью, от волынских приходов. Задумали ее, когда священник был в столице, избрали в его бытность в Москве (29–30.IV), провожали тоже в его отсутствие (6.V).
Целью поездки было выражение верноподданнических чувств. В каждом из 12 уездов Волынской губернии собрали подписи «на Самодержавие». Получилось 12 толстых томов, которые предстояло доставить во дворец 12 представителям уездов.
«Беру одну из этих тяжелых книг в руки… Мелькают знакомые деревни, мелькают знакомые имена… „Бизюки, Сопрунцы, Ткачуки, Климуси, Романчуки“… Вместо неграмотных стоят кресты…».
Кроме того, депутация должна была заявить Государю о своих нуждах, главным образом о малоземелье.
Заготовленный заранее адрес приблизительно совпадал с программой «Почаевских известий»: укрепление самодержавия, неприятие конституции, памятной по временам польского владычества, решение аграрного вопроса исключительно по усмотрению Государя, сохранение земель западной пограничной полосы в руках коренного населения, удаление евреев из сел в местечки и города и т. д.
Душой этого дела стал о. Виталий, он и возглавил депутацию, в которую вошло 18 крестьян. У него, конечно, было что заявить Государю.
«За то мы стоим и за то боремся, чтобы оставаться нам с своей верой православной, Царем Самодержавным и с нашей русской народностью, — обратился о. Виталий к провожавшему народу. — Об этом мы и скажем Царю Батюшке. Так ли я говорю, православные? Так ли сказать Царю?». Народ, конечно, поддакивал.
В Петербурге вновь прибывшие волынцы встретились со своими земляками членами Думы, жившими тут с февраля. По сравнению с новичками было особенно заметно, что
