потом берет меня на руки и относит в свой автомобиль. Я диктую адрес, и Стас везёт меня домой.
По дороге молчим. У меня то и дело двоится перед глазами. Неожиданно понимаю, что за весь день не съела ни крошки. Только несколько глотков воды в больнице сделала. Прошу Стаса остановить у уличного кафе и купить мне хот дог. Еда не придаёт сил, но хотя бы появляется возможность связно мыслить.
Я выйду замуж за Марата, это принятое решение. Если для того, чтобы спасти Витю от тюрьмы и дальнейшей расправы со стороны Керимовых, я должна стать чужой женой, то я стану. К тому же я уже почти пять лет живу с мыслью, что буду женой Марата, так что согласиться в больнице было не слишком сложно.
Но как быть с моим ребенком?
Инстинктивно опускаю ладонь на живот. Он там. Мой малыш. Наш с Витей малыш.
Как теперь быть? Керимовы никогда не примут чужого ребенка. Им нужен свой собственный наследник. Выдать нашего с Витей малыша за ребенка Марата? У нас же будет брачная ночь. А если Керимов не поверит, что малыш от него? Что тогда? А он, конечно, не поверит. Я даже боюсь представить, какие будут последствия и для меня, и для ребенка.
За размышлениями я не замечаю, как Стас довозит меня до дома. Я забыла попросить его остановить за триста метров до особняка, поэтому он тормозит ровно у ворот под камерами видеонаблюдения. Плевать. Хуже уже не будет. Благодарю парня подруги и выхожу из машины. Переступив порог дома, хочу поскорее скрыться в своей комнате, но не тут-то было. В холле первого этажа меня встречает нервный отец.
— Дарья, — сходу набрасывается. — Что произошло? Как это понимать?
Его вопросы прямо противоречат друг другу. Первый предполагает, что папе ничего неизвестно, а второй говорит о том, что все-таки известно, и отец хочет объяснений.
— Что именно ты имеешь в виду? — устало спрашиваю.
— Марата избили?
— Да.
— Ты была свидетелем? Кто это сделал?
— Я не была свидетелем избиения.
— Но ты поехала с ним в больницу и давала показания полиции, — не спрашивает, а утверждает. Ему уже все известно. — Марат написал заявление, будет уголовное дело.
— Да.
— Как это произошло? Кто это сделал?
Отец похож на фурию из моих детских кошмаров. Именно такого Григория Вершинина я всегда и боялась. Старалась слиться с мебелью, чтобы он меня не замечал. Но сейчас слиться не получится. Красный от ярости отчим не отпустит меня, пока не получит ответы на все вопросы.
— Марата избил парень, которого я люблю, — смело заявляю.
Зря я так. Но сожаление о сказанной правде появляется уже после того, как слова вылетели.
Физиономия отчима сначала изображается непониманием, затем по мере того, как до него доходит смысл слов, — удивлением.
— Что еще за парень, которого ты любишь?
Глава 52. Маховик откровений
— У меня есть парень. Настоящий. Не эфемерный жених в Лондоне, которого я вижу пару раз в год, а настоящий молодой человек, с которым встречаюсь почти каждый день. И которого я люблю. И который любит меня. Я сказала Марату, что хочу отменить свадьбу. После этого он поехал к моему парню и, видимо, между ними завязалась драка.
Меня понесло. Где-то на задворках сознания здравый смысл подсказывает, что я совершаю ошибку, говоря все это. Но уже поздно. Слово — не воробей.
Глаза отца наливаются кровью.
— Как это отменить свадьбу? — губы его, наоборот, посинели. — Ты что такое выдумываешь.
— Я не хочу замуж за Марата Керимова, ясно тебе? Не хочу! И я так ему и сказала. Я люблю другого.
Нужно остановиться, а я не могу. Маховик откровений запущен.
— Ах ты мелкая дрянь, — до отца наконец-то дошло все, что я произнесла. — Ах ты мелкая потаскуха.
Он грозно надвигается. Маленькая девочка внутри меня уже умерла от страха, но повзрослевшая Даша, узнавшая вкус жизнь, благодаря Виктору Смолову, стоит с гордо поднятым подбородком.
— Такая же шлюха, как твоя мать!
Хлесткая пощечина прилетает мне по лицу. Я не сразу осознаю, что отец меня ударил. Сначала несколько секунд стою, оторопев, и только потом хватаюсь за щеку.
— Я вырастил тебя! А ты вот так мне отплатила!
Еще одна пощечина уже по другой щеке. Я не накрываю ее ладонью. Рука инстинктивно опускается на живот. Если он будет меня бить, то хочу защитить малыша.
— Ты неблагодарная дрянь! Я вырастил тебя, кормил и поил, а в замен что получил? Надо было отдать тебя в приют! Я хотел, когда твоя мать сдохла со своим любовничком, но потом передумал. А надо было отдать! Я надеялся, что ты тоже погибнешь в той аварии, и дело с концом. Но ты выжила. И я подумал, что ладно, живи…
Он говорит что-то еще. Даже даёт мне новую пощёчину, на звук которой выбегает наша управляющая Эмма Фридриховна. Она неоднократно становилась свидетельницей того, как отчим бил маму, и ни разу не вмешалась. Не вмешается и сейчас.
Я не обращаю внимания на крики отца и его рукоприкладство. Даже уже не чувствую пощёчин. Мозг уцепился всего за одну фразу: «Я надеялся, что ты тоже погибнешь в той аварии, и дело с концом».
Значит, авария, в которой умерла мама, все-таки была неслучайной.
— Ты подстроил мамину аварию? — вопрос вырывается сам собой. — Это все-таки правда?
— Конечно, я убрал эту неблагодарную проститутку. А ты такая же, как она! Я вытащил вас из помоев!
Прежде, чем по моей щеке прилетает новый удар, от которого я сгибаюсь, успеваю заметить, как стремительно меняется в лице Эмма Фридриховна. Неужели удивлена?
— Ты выйдешь замуж за Керимова, ты поняла меня? — отец хватает меня за волосы и притягивает к своей разъяренной физиономии. — Иначе отправишься вслед за своей мамочкой, я не шучу.
Вдруг чувствую на губе металлический привкус крови. Должно быть, пошла маленькая струйка из носа.
— Выйду. Но не потому что боюсь, что ты подстроишь мне аварию. И не потому что мне тебя жалко. А потому что только так Марат заберёт заявление из полиции.
— Мелкая дрянь, — держа меня за волосы, снова бьет. — Неблагодарная мелкая дрянь. Как только посмела!
Лицо горит, один глаз плохо видит. Наверное, опух. Я стою неподвижно, смиренно
