такую истерику закатишь! А ты вот как просекла тему. Если так, я тебе слова не скажу поперек. Когда хочешь, приходи, бери Серегу, гуляй, сиди с ним, сюда привози. Кстати, насчет квартиры. Продадим ее, деньги — напополам, всё по чесноку. Снимем тебе хорошую квартиру. Это будет за мой счет. Я оплачу твою аренду. А ты деньги держи. Не трать.
Я опустила голову. Только бог знает, как я сдержалась. Наверное, сейчас могла бы его убить. Какая мелочность! Да, я не работала последние несколько лет. Но я же лечила сына, занималась им, тащила на себе весь дом. И до этого работала в ателье. И тоже вносила свою копейку. Почему же он решил, что правильно поделить квартиру? Столько лет я не замечала этой мелочности. Хотя… все эти разговоры о том, что мне ничего не принадлежит. Что я хлопаю дверью холодильника, который не покупала — это и есть мелочная натура. А я просто любила своего мужа. Поэтому не обращала внимания. Кроме того, все мои мысли были заняты Сереженькой. И теперь, когда сыну стало легче и он превратился в моего защитника, я поняла, с кем жила все эти годы. Жаль, что прозрение случилось так поздно.
Я подняла глаза вверх и мысленно спросила:
— Господи, за что ты так со мной? Я ведь всю жизнь никогда и никому ничего плохого не только не сделала, но и не желала. Даже любовнице своего мужа не желала зла и не желаю сейчас. Мне не хорошо, когда другим плохо. Наоборот, люблю смотреть на счастливых людей. Сердце радуется. Да, я виновата в том, что случилось с моим сыном. Но это ведь не специально. Неужели я мало заплатила за эту ошибку? Неужели тебе, господи, нужно втоптать меня в грязь полностью? Так, чтобы не вздохнуть и головы не поднять?
— Ладно, Надюха, раз мы всё разрулили, поеду на работу.
Я молча кивнула.
— Понимаю, что мы с тобой типа почти разбежались. Но вдруг…
— Что ты еще хочешь, Дима? — с трудом вынырнула из своих мыслей я.
— Пожрать бы мне! Есть чего? Или бывшим мужьям пайка не положена? Это я без наезда, если чё. Не захочешь по дому ничего делать, пойму.
— Ну да, я же перед рестораном приготовила курицу с картошкой. Она так в холодильнике и лежит. Мы с Сережей ведь… — я осеклась.
Чуть не выдала нас с головой. Едва не проговорилась, что мы ели с Мамиконом.
— Ладно, пойдем, Дима. Я тебе подогрею.
— Спасибо, Надюха! Классно, что мы вот так… без войнушек. Спасибо тебе за это!
Я молча пошла в кухню накрывать на стол. Дима быстро, но с аппетитом поел. И у меня закралась злорадная мысль: как же ты теперь, Димочка, без моей стряпни? Он убежал на работу. А я быстро отвезла Сереженьку в школу и поехала к Адель.
В ресторане ее не было. Рыжий официант сообщил мне, что она себя плохо чувствует и отлеживается дома. Я бегом бросилась в подворотню ее дома и через несколько минут уже стояла возле входной двери.
Адель открыла мне, зябко кутаясь в белый шелковый халат. Мертвенная бледность разлилась по ее лицу. Веки припухли от сна. Волосы разметались по плечам. На ней не было ни капли косметики. И все равно она была очень красивой.
— Умоляю тебя: уговори Диму не забирать ребенка! Хочешь, на колени стану? Только ты можешь сейчас мне помочь. Пожалуйста! — я схватила ее за руки.
— Чего? — не поняла она. — Какого ребёнка?
— Моего ребенка. Сережу. Нашего с Димой сына.
— Куда он его забирает? И при чем здесь я?
— К тебе. Дима уходит от меня к тебе и забирает с собой нашего сына. Потому что мы, бабы, все — дуры. И не умеем растить детей. Вашего с ним ребёнка Дима будет с нуля растить правильным пацаном. И Сережу тоже мне не оставит.
— Что? — выкрикнула Адель, презрительно скривившись. — А ну-ка заходи! — она посторонилась, пропуская меня.
Я зашла в квартиру и без сил рухнула на шелковый пуф в прихожей.
— В спальню, быстро! — Адель схватила меня за локоть и потащила за собой. — Расскажи мне все подробно и по порядку.
Захлебываясь слезами, я рассказала ей о нашем разговоре с Димой. И по мере рассказа ее брови удивлённо ползли вверх.
— Адель, я тебя умоляю: не отнимай у меня Сережу. Я с ума сойду! Пожалуйста! Пожалуйста! — закричала я и зарыдала в голос.
Вся обида, все нервы, всё то, что я запихивала внутрь, вырвалось наружу. Я рыдала, размазывая по лицу слезы.
— Так, стоп! — крикнула Адель и подняла руки ладонями вверх. — Не ори и послушай меня.
Но я уже не могла остановиться. Из моего горла рвался крик. Адель бросилась на кухню, загремела там посудой. Вернулась в спальню, держа в руках стакан с водой, и выплеснула мне его в лицо. Я сразу замолчала, судорожно всхлипывая.
— Уже лучше, — констатировала она, взяла меня за руку и потащила в ванную комнату.
Там она отвернула кран до упора и начала умывать меня, как ребенка. Я пыталась отбиваться.
— Сама. Отпусти!
— Тихо! — прикрикнула она. — Опусти руки, дурочка! — она насухо вытерла мое лицо, отвела в спальню и усадила на кровать.
Села рядом и решительно сказала:
— А теперь послушай меня очень внимательно.
Я всхлипнула. В эту минуту мне казалось, что никто на всем белом свете не может мне помочь. Никто, кроме нее. И если бы она сейчас велела целовать ей ноги, я бы это сделала. Тряпка, рохля, идиотка, дура — всё это я. Только чтобы не отняли Сережу. Только не Сереженьку!
— Я умру, Адель. Правда, умру. В тот момент, когда Серёжа выйдет из дома с Димой и вещами, умру. Клянусь тебе! Мамочки! Господи! Мамочки, что мне делать? Что мне делать, господи? — я начала раскачиваться из стороны в сторону, сидя на кровати.
Так было легче. Не знаю, почему. Но легче.
И вдруг я увидела беду. Она стояла за стеклом, прижав к нему уродливую морду. Черные космы свисали на бледное лицо. А глаза смеялись. Черные, без ресниц и бровей глаза. Она точно знала, что я теперь никуда от нее не денусь. И ей было весело. Она сложила руки на груди так, словно держала в них невидимого младенца. Поправила ему невидимое одеяльце и начала укачивать, тихо напевая. Страшный скрежет вырвался из ее горла. Как будто кто-то водил железом по стеклу. Невидимый младенец заплакал. И я узнала голос Сережи.
— Куда ты смотришь, Надя? — Адель подошла
