Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
в ходе действия, которое Кант называет синтезом, и такой синтез, это неожиданное постижение вещи по отношению к категориям, и есть то, что на самом деле означает понимание, или знание.
– Все это немного сбивает с толку. На самом деле это было довольно похоже просто на шум. Ты можешь изложить это языком, понятным собакам?
– Я попытаюсь. Итак, для класса, который Кант называет категориями количества, он отмечает, что я мог бы сказать, например, Монти лает, или несколько собак лают, или все собаки лают. Все это возможные способы представлять себе численность или количество – один, несколько или все. Поэтому в классе количества у нас есть следующие категории: единство, множественность, целокупность (тотальность). В классе качества возможными категориями являются реальность (Монти здесь), отрицание (Монти здесь нет) и ограничение (Монти находится здесь, пока мы не уйдем).
– Я все еще не совсем… Эти таблетки, которые мне дал ветеринар… после них трудно сосредоточиться.
Я погладил его по носу.
– Когда я смотрю на тебя, мой разум автоматически проделывает всю эту работу, применяя все разные категории – до тех пор, пока они приемлемы – к тебе, и мое понимание объекта мира по кличке Монти является суммой всех этих подсознательных актов. Так лучше?
– Кажется, да. Вроде. Может быть. Нет, не совсем.
– То, за что следует зацепиться, это идея о том, что мой разум активно вовлечен в создание объекта, который я знаю, как тебя, Монти. Разум делает это, придавая определенные формы бешеному шквалу чувственных впечатлений, которые я получаю. Сначала разум фиксирует время и пространство, а затем распределяет тебя по различным категориям. И пространство, и время, и категории – все это существует в моей голове, а не в окружающем мире.
– Подожди-ка, это все имеет какое-то отношение к этой априорной синтетической штуковине?
– Да! Категории и тому подобное являются априорными, но при этом они также представляют собой истинное знание и выходят далеко за свои рамки для завоевания новой когнитивной территории – по сути, они служат непременным условием для того, чтобы я вообще обладал каким-нибудь знанием. Более того, эти категории – основная составляющая разумности, поэтому любой человек будет ими обладать. Это означает, что мир, постигаемый человеческим разумом, будет общим, разделенным между нами и совместно понимаемым. Мы не заключены в индивидуальных мирах, как монады Лейбница.
– Ну, это радует. Можешь почесать мне… а-а-а-а-ах, да, вот здесь.
– Что мы пока пропустили, так это мир за пределами видимости. Я говорил, что Кант никогда не отрицал существования объекта вовне, инициирующего цепь событий, которые завершаются тем, что я вижу и понимаю объект по кличке Монти. Локк постулировал, что существуют первичные и вторичные качества, при этом первичные качества, по его мнению, принадлежат объекту и в определенном смысле представляют собой суть объекта. Беркли (и Лейбниц) считали, что объекта вовне не существует, только идея в твоей голове…
– Не говори мне, что Кант выбрал некий идеальный средний путь – как там его называл Аристотель, золотая середина?
– Не совсем. Кант называет объект сам по себе ноуменом. И это одна из самых загадочных сущностей в философии: нечто где-то там, о котором мы не можем знать буквально ничего. Кроме того, что оно существует. Оно не имеет формы, веса, текстуры. Все эти качества порождаются активными созидательными силами нашего разума. Поэтому да, есть присутствие, но Кант говорит, что человеческое познание и рассудок в конечном счете ограничены и никогда не доберутся до ноумена. Категории работают только по отношению к тому, что эмпирически доступно, а ноумен, выходящий за пределы опыта, недостижим. То же, кстати, применимо и к Богу.
– О, еще один атеист?
– Никто не может с уверенностью судить об отношении Канта к Богу. Он часто говорит о Боге и о необходимости верить в него как о способе обоснования морали, но он также говорит, что мы никогда не сможем узнать, что Бог существует. Кант выводит Бога из области рационального или научного доказательства и оставляет его исключительно в мире веры.
– Ты думаешь, что в основном так и есть, то есть что Кант прав и большая часть того, что мы воспринимаем в мире и понимаем, навязывается нашим разумом?
– В общем да.
– Тогда все, мы закончили с эпистемологией.
– Не совсем. Ты сможешь выдержать еще немного?
– Если ты будешь и дальше почесывать меня там, ага, я выдержу.
– На Канте эпистемология не остановилась, но, по-моему, с этого момента вся эпистемология превратилась в вопрос борьбы с Кантом. И обычно он побеждает. Но есть еще одна теория, о которой я хотел бы вкратце упомянуть, а потом я расскажу тебе, что я на самом деле думаю.
Прагматизм – одно из новейших течений философии. В античном мире нет ничего подобного. Это направление связано с группой преимущественно американских мыслителей, работавших во второй половине XIX и первой половине XX века, в том числе с Чарлзом Сандерсом Пирсом, Уильямом Джеймсом и Джоном Дьюи. Прагматики полностью отошли от идеи о том, что есть истина, которую можно или открыть эмпирически в «настоящем» мире, или извлечь с помощью чистого рассудка. Для прагматиков знание представляет собой не вопрос некоторого соответствия между тем, что я думаю, и тем, что представляет собой истина. Истина – это просто то, что работает лучше всего в данной ситуации. Это, по существу, эволюционная гипотеза: мы являемся животными, которые пытаются выживать и размножаться в мире, полном вызовов. Какие-то верования, которых мы придерживаемся, будут помогать нам преуспевать. Те, что не помогают, будут отсеиваться, подобно больным организмам. И это все, что может подразумеваться под истиной.
Давай представим, что я – охотник на мамонтов, который жил 50 тысяч лет назад. Я знаю, что в определенное время года стада мамонтов приходят в конкретную долину. Я считаю, что в долину мамонтов приводят духи моих предков по своему пути для того, чтобы состоялся пир, который в это время года проводится в честь предков. Так как я знаю, когда придут предки, то я также знаю, что должен держать копье наготове. Результатом моей веры становится получение хорошей пищи в виде жареного мамонта.
Согласно теории прагматиков, моя вера в предков «истинна». Они не говорят, что предки действительно приводят мамонтов – это не то, что означает истина. Истина не касается того, что есть на самом деле, – нет никакого «на самом деле», – речь лишь о том, что помогает мне справляться в повседневной жизни.
Или, например, мне надо успеть на автобус. Я убежден, что автобус всегда опаздывает по вторникам, поэтому прихожу на автобусную остановку позже. Я пропускаю автобус. Моя убежденность относительно автобуса оказалась
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
