лицо горит».
– Вы волнуетесь, – мельком глянув на нее, говорит женщина.
Она садится за круглый стол, отодвигает рукой кучу бумаг, потом роется в этих бумагах, видимо, проверяя, не сдвинула ли чего нужного. Женщина громко дышит, можно сказать, сопит. На пару минут она увлекается своими бумагами: что-то там находит, улыбается краем губ, качает головой, снова откладывает листки в стопку.
Потом ищет ручку, находит, но она не пишет. Сопя, женщина черкает этой не пишущей ручкой по краю журнала «Семь дней», ничего не получается…
Да что же это такое?!
Она издевается, что ли?!
Мое сердце выскакивает из груди, мое лицо идет пятнами и горит, словно его облили кипятком, а она тут ручку расписывает!
– Вам дать ручку? – тесным от ненависти голосом спрашивает Лидия.
Женщина бросает недобрый взгляд исподлобья.
– Вы, девушка, пока подготовьтесь.
– В каком смысле?
– Паспорт достаньте… Вы принесли паспорт? Я говорила принести.
– Принесла. И мне бы хотелось побыстрее, я тороплюсь.
Во взгляде женщины мелькает усмешка. Мол, куда тебе торопиться, неудачница? Если бы тебе было куда торопиться, ты бы сюда не приехала.
В эту квартиру, воняющую старыми вещами. В полупустую квартиру, в которой течет из унитаза, и можно с ума сойти от звука бегущей воды, в квартиру с окнами без штор. Ишь ты, даже шторы не повесили. Ничего не боятся?
Лидия шлепает паспорт об стол.
А эта тварь все возится с ручкой!
Лидия сейчас как муха – суетливое существо, живущее в другом измерении. Комок, пульсирующий на грани истерики. Ей кажется, что мир вокруг остановился. И движения женщины для нее невыносимо медленны.
Чи-ы-ы-рк… Чи-ы-ы-ы-рк…. Чи-ы-ы-ы-ырк…. Чи-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ыырк.
Это когда-нибудь кончится?
– Может. Вам. Все-таки. Дать. Ручку.
Эти слова выводят женщину из себя.
– Девушка, вы пока деньги доставайте, ага?
– Я вот хотела спросить…
– Я не отвечаю на вопросы. Вы это должны знать.
– Но скажите все-таки: почему подлецам везет? Разве это справедливо? Вот пришел к вам подлец, и вы ему помогли. Он подлец, а ему везет. А хорошему человеку не везет, его обманывают, у него больше ничего не осталось, ему теперь только в петлю.
Женщина смотрит на нее, приоткрыв рот.
– Я не отвечаю на вопросы! – нервно вскрикивает она.
И снова черкает, исступленно, словно гребет подальше от Лидиных вопросов.
На белом истерзанном краю журнального листа наконец-то проступает синяя линия. Слава богу.
Женщина достает общую тетрадь в синей обложке, листает ее, шевеля губами, показательно листает – так, чтобы Лидия увидела: фамилий много. Видишь, сколько у нас клиентов? Думаешь, все подлецы? Есть и хорошие люди. Ряды, ряды фамилий.
А может, одна фамилия, написанная четыреста раз подряд.
Или какая-нибудь абракадабра.
Рстатьывджп Ангалдии. Паспорт 548934905лвлдаалволжыв.
Ну а дальше все в подтверждение теории Александра Мостового об относительности времени. Мир, застывший янтарным сгустком, мир, в котором видно, как по капелькам появляются чернила на листе, мир, в котором один вдох и один выдох занимают расстояние от радости к отчаянью, потом к надежде, потом к неверию, доверию, отчаянью, радости, и еще остается куча свободного места, так вот этот мир вдруг срывается с места.
Это Большой Взрыв, настоящий Большой Взрыв. Сотворение миров за секунду.
– А почему вы помогаете только за деньги? В мире столько несчастных людей, а у вас такая огромная власть. Почему вы не помогаете бесплатно? Хорошим людям, а?
– Я не отвечаю на вопросы! Я не отвечаю на вопросы!!!
– Вы что – журналистка, вопросы задавать?!
– Вы что – не принесли деньги?! Так зачем вы пришли, если вы не принесли деньги?!
– Что значит – просто спросить?! Вы где взяли этот адрес?!
– Я же предупреждала! Вы что, шутки шутите?!
– Да я сразу поняла, что!
И из ручки вдруг начинают течь чернила! Прямо вылетают плевками на стол, на пол, на грудь, на губы. Потом изо всех дырок во все стороны! Фонтаном!
Это умереть со смеху!
Когда Лидия сбегает вниз по лестнице, ей навстречу быстро поднимаются трое крупных мужчин. Обходя Лидию, они опускают лица.
Она слышит звонок, потом грубый стук. Кажется, дверь сейчас выбьют.
Интересно, что черная машина у подъезда теперь пуста. Это не они были на лестнице? Они похожи на бандитов.
Ей снова хочется сесть на качели, выплакать все слезы, съесть всю колбасу и поехать в Тверь…
Статья дописана, она сдает ее главному лично – он так просил.
Главный внимательно читает. Быстро читает, что-то там подчеркивая. Потом сидит озадаченный, молчит. Кажется, он и не знал, какое задание дал.
– Хм, – наконец, говорит он. – Убедительно. Даже слишком выворочено как-то.
– Простите?
– Ну, душа уж совсем нараспашку.
– Но так просили.
– Виктор Сергеевич?
– Насколько я знаю, он лишь передавал просьбу.
– Ну да, да, – немного смущается главный. – И все-таки больно читать. Надеюсь, это не совсем правда?
– Это совсем правда, – безмятежно говорит Лидия. – Если вы имеете в виду мои обстоятельства.
– Одна черная краска…
Он старше, думает она. Просто выглядит хорошо, а так – ему к пятидесяти. Он еще застал советскую власть. Это тогда следили за цветом краски, особенно люди его профессии.
– Мы же не в стиле социалистического реализма пишем? – доброжелательно говорит она. – Правда?
– А какой это стиль?
– Постмодернизм. – Она не может удержаться от иронии. – Что вам не нравится? Меня так и просили написать. Что в тридцать семь лет у меня нет мужа и детей. Что я живу с мамой. Нет денег на хорошие сапоги, нет шубы. Никогда не была в Турции на курорте. Хочу узнать, что такое «олл инклюзив». И вот я продала нашу дачу, оплатила лекции. Мне не надо халявы – я просто думала, что мир справедлив. И если ты что-то отдашь – ты что-то получишь взамен. Это нелогично, по-вашему? Я же не подарок просила. Я принесла жертву. Но меня, такую скромную и хорошую, не обидевшую ни одного человека, не укравшую ни одного рубля, обманули. По-прежнему нет детей и мужа, за стенкой храпит старая мама. Если она заболеет, денег на лечение нет. А мать, между прочим, ветеран труда. Жуликов к ответу. Самый настоящий постмодернизм.
Он, наконец, улыбается. Тоже удивлен, что она не дура.
– А вы хорошо пишете, – говорит. – С удовольствием продлю с вами контракт на три месяца. Или слушайте, давайте сразу на год? Такой отчаянный стиль – это то, что нам сегодня нужно.
У хорошего начала – хорошее продолжение. Мать встречает ее в дверях, возбужденная, радостная.
– Не раздевайся! – кричит она. – Мы едем ко мне на работу. Я тебе все покажу.
– На Рублевку? – недоверчиво спрашивает Лидия. – Это не твой
