справедливы, однако вызваны они были не его патологическим желанием делать все за других, а элементарной неспособностью ряда сотрудников выполнять свою работу на том уровне, которого ждали от них резидент и Москва. К тому же в шанхайской резидентуре Четвертого управления, как во всякой подобной, большой и разветвленной организации, существовали свои агенты-групповоды, на которых замыкались другие, более отдаленные от резидента, рядовые члены организации. Как мы помним, китайских агентов в Шанхае курировал китаец «Рудольф», выступавший в определенном смысле «помощником и заместителем» резидента по связям с этой группой информаторов – на него замыкалось около пятидесяти (!) местных агентов и источников, что, конечно, тоже было неправильно и недопустимо. В Кантоне аналогичную, но подчиненную по отношению к «Рудольфу» функцию выполняла «Марианна», был там и специальный агент-групповод, работавший только с местными военными. Другие группы агентов замыкались на «Руди» в Шанхае, «Шопкипера» и «Шаньдунца» в Нанкине – и так по всем регионам Китая, куда дотянулись щупальца шанхайской резидентуры: в Пекине, Ханькоу, Хэнани и Хунани – всего 13 китайских групповодов, главным из которых был «Рудольф», подчинявшийся лично «Рамзаю»[252]. У каждого из групповодов могли быть агенты в полном понимании этого слова, могли быть «интересные связи», агентами не являвшиеся, но доверительно делившиеся с ними конфиденциальной информацией, а могли быть и те и другие, а в дополнение еще и агенты-связники. Имена многих из этих людей неизвестны нам до сих пор, и вряд ли мы их когда-нибудь узнаем. Не знал их и Зорге. Иметь такую широкую сеть было неправильно, опасно, но вот что поразительно: при таком широком охвате и вовлечении в работу огромного количества людей, невозможности проверить преданность каждого из них персонально «Рамзай» хотя и находился каждый день под угрозой провала, но так никогда и не был разоблачен.
Сам Зорге, чья штаб-квартира находилась в Шанхае, поддерживал интенсивное общение с жителями международного и французского сеттльментов. Здесь же основное время находился сотрудник резидентуры Четвертого управления, отвечавший за военные вопросы и хранивший кассу резидентуры, – Карл Римм («Пауль»). В последнем вопросе он соприкасался с «коммерсантом от разведки» Гольпером («Эмерсоном») и пытался обзавестись собственной агентурной сетью.
Григорий Стронский («Джон») должен был дублировать все основные связи «Рамзая»: с «Рудольфом», Агнес Смедли, Урсулой Гамбургер, сотрудниками ТАСС Ровером и Овадисом и другими агентами.
Радисты Йозеф Вейнгарт и Макс Клаузен, а на последнем этапе еще и шифровальщица Люба Римм («Луиза») были сотрудниками резидентуры, но своих агентов не имели. Урсула Гамбургер использовалась как «внерезидентурный связник» и агент-наводчик: она выбрала и предложила на вербовку (которая успешно состоялась) немцев Войдта и Плаута.
Яркая, нервная, своенравная, но кристально честная в деловых вопросах, Агнес Смедли агентом не являлась вовсе – ее связывали с Зорге только личные дружеские отношения и единство идеологии. Сама она при этом имела на связи не менее трех китайских источников в журналистских кругах. С ней поддерживали контакты американские журналисты «Уикли» (при этом Зорге знал, что «Уикли» работает на американскую секретную службу, а тот не догадывался, что его информация через Смедли уходит и в Советский Союз) и «Снэг», а также два американских вице-консула в Шанхае.
Существовали еще связи в русской эмигрантской среде, где особо выделялись бывший барон, а ныне скромный преподаватель гимназии барон Лев Львович Жирар де Сукантон, и бывший немецкий советник капитан Фридрих Мёлленхоф, перешедший к атаману Семенову, искренне восхищавшийся «повесой и кутилой» Зорге. Существовали информанты во французской полиции Шанхая (их курировала Урсула Гамбургер), работали агенты-связники, позволявшие поддерживать контакты через Китай с Советским Союзом, а внутри Китая – между группами резидентуры. Большинство их имен нам тоже неизвестны.
Во множестве этих связей, в невозможности в таких условиях их контролировать и в предоставленной им самостоятельности (а что еще можно было сделать?) скрывалась слабость группы Зорге. Любой из этих людей мог оказаться предателем, полицейским провокатором, просто случайным человеком, и тогда по цепочке от него можно было прийти к главе шпионской сети. Но такого человека не нашлось и не находилось вплоть до середины 1935 года. И вот еще один важный момент – в конечном итоге вся информация, поступавшая в резидентуру: данные о внутриполитической обстановке и международной ситуации, сведения военного характера о борьбе за «супругов Нуленс», материалы о японской агрессии и настроениях в белой эмиграции – все это прочитывалось (документы на китайском языке переводились на английский), просматривалось и анализировалось одним человеком – «Рамзаем». Зорге отбирал наиболее ценные сведения, комментировал их и сортировал: наиболее срочные зашифровывались и передавались по рации в «Висбаден», другие материалы, прежде всего микропленки, отправлялись почтой через Китай в Москву. Всего Рихард Зорге за время своей работы в Шанхае отправил 13 почтовых «посылок». Последняя из них пришла в Москву 10 января 1933 года и содержала 55 материалов на девятистах страницах на немецком, английском и китайском языках – поистине грандиозный объем работы, выполненный в чрезвычайных условиях нелегальной резидентуры военной разведки. Говоря же об оценке материалов, присланных «Рамзаем», надо иметь в виду, что далеко не всегда мнение резидента по тому или иному вопросу совпадало с мнением Москвы. Сохранились данные об оценке, данной Центром, некоторым документам, полученным от «Рамзая» по почте в период с 27 февраля по июль 1932 года: из 125 документов 65 были признаны «ценными», 48 – «заслуживающими внимания», остальные не представлялись Центру столь интересными, как это виделось «Рамзаю»:
«– подавляющее большинство направляемых в Центр материалов носило военный характер и освещало состояние и организацию различных группировок войск…
– большинство материалов, как и в предыдущих почтах, было направлено лично “Рамзаем”;
– грань между оценками материалов как ценные и заслуживают внимания (так в оригинале. – А. К.), была весьма условна»[253].
Условность оценки во многом была вызвана несвоевременным получением материалов. Если уж ложка дорога к обеду, то что говорить о секретных документах о дислокации войск во время ведения боевых действий? К сожалению, работа почтового канала связи, а также качество фотосъемки так и остались больными местами шанхайской резидентуры. От отправки документов из Шанхая в Москву до получения их оценки, которой резидент должен был руководствоваться далее, проходило около трех – пяти месяцев, а получить качественные фотоснимки удавалось далеко не всегда из-за несовершенства техники, особых условий съемки и низкой квалификации фотографов, в том числе самого «Рамзая».
Безусловно другое: добыча таких пластов информации была сопряжена с огромным риском, и все три года «Рамзай» находился на грани провала. Но – и это главное – провала так и не произошло. Подозрения существовали, но ни резидентура в целом, ни сам Рихард Зорге не были окончательно «засвечены» ни одной из полиций, разведок и контрразведок, действовавших в то время в Шанхае и в Китае вообще. В Москве также сохранялось спокойствие по этому поводу – иначе
