Как только Сашенька появился на свет, у него появилась своя армия поклонников в виде бабушек, дедушек, теть и дядь. Я не переставала удивляться, что такая волевая и сдержанная женщина, как Ольга Алексеевна, так разительно переменилась с появлением внука. Она становилась сентиментальной и трогательной, стоило ей взять Сашу на руки. Не представляла, какой матерью она была для Кости и Андрея, но в том, что она стает бабушкой, которая будет неимоверно баловать внука, я не сомневалась.
Если женская часть семьи млела от маленького Саши, то мужская во главе с Андреем заявляла, что «заканчивайте эти свои нежности, из пацана надо вырастить настоящего мужика». Я лишь с улыбкой слушала подобные высказывания. Не представляла, кем будет мой сын, когда вырастет, но на данный момент все, что я хотела, это чтобы он был счастлив. На первых порах это зависело напрямую от меня.
Грудной ребенок требовал постоянного внимания, и, если бы не Костя, который всегда был рядом, не знаю, как бы я справилась. Когда нас выписали, и я вернулась в мамин дом, то обнаружила, что Костя давно обосновался там и уже считает этот дом своим. Я ничего против такого положения дел не имела, даже обрадовалась, что он прямо под боком. Прекрасно понимала, что это не навсегда, только на первых порах, а потом, когда все устаканится, Костя вернется к привычной жизни, а мы с Сашей продолжим свою вдвоем. Правда, от этих мыслей хотелось плакать. Но и тут я находила объективную причину своей грусти – послеродовая депрессия.
Костя снова меня удивил, взяв на себя половину обязанностей по уходу за ребенком. Часто позволял мне отдохнуть, да и просто выспаться утром. Казалось, что ему было только в радость проводить с сыном каждую свободную минуту. Он был чудесным отцом.
Так личные проблемы и недомолвки отошли на второй план, и вся жизнь теперь вращалась вокруг Сашеньки. Наши отношения с Костей стали страннее некуда: мы были врозь, но при этом были неразлучны; жили в одной комнате и часто засыпали в объятиях друг друга, но не были любовникам. В этом плане Костя не давил и не проявлял инициативы, порой мне даже становилось обидно, что он больше не хочет меня как женщину и видит во мне только мать своего ребенка.
Для меня стало неожиданным открытием, что в этих отношениях вдруг я стала эгоисткой, потому что будь моя воля, я бы держала Костю при себе до конца жизни. Не хотела, чтобы он уезжал, чтобы оставлял нас с Сашей. Поэтому мне невероятно тяжело далось решение заговорить с Костей об его отъезде.
Меня беспокоило, что он уже несколько месяцев отсутствует в столице, что никак не занимается развитием и продвижением новых идей, что забросил музыку, в конце концов.
– Не волнуйся об этом, – успокаивал он, – с этим все в порядке.
Не представляла, как могло быть все в порядке, если он уже три месяца сидит безвылазно в провинции и никак не касается музыкальной жизни. Андрей часто повторял, что в медийном бизнесе если не «светить лицом», то тебя быстро забывают.
– Ты не обязан быть здесь и помогать, – давала понять, что он и так достаточно сделал для нас и теперь я вполне справлюсь сама.
– Но я хочу, – заявил. Казалось, еще чуть-чуть и он возмутиться, почему я запрещаю ему это.
Ни в коем случае, не хотела, чтобы он думал, что я гоню его.
– А как же твоя карьера? – вот, что сейчас меня волновало. Не нужны мне были жертвы, к тому же бессмысленные. Наши отношения не станут лучше, если Костя бросит любимое дело. Боюсь, со временем он только возненавидит меня за это.
– С ней все будет в порядке, – он как зациклился на этом слове, или пытался внушить его мне, повторяя из раза в раз.
Его уверенность меня насторожила.
– Кость, что с группой? – опасалась худшего.
Он молчал, будто раздумывая признаваться или нет.
– Что с группой? – еще более настойчиво спросила.
– Я ее распустил, – произнес то, чего я так боялась.
– Что!? – подскочила, но тут же осела, чтобы не разбудить спящего в кроватке Сашу.
Андрей же заверял, что у Кости все прекрасно. Обманывал?
Жестом я приказала Косте следовать за мной, чтобы в более подходящей обстановке, дать ему хорошую взбучку.
– Зачем ты это сделал!? – то вскрикивала, то переходила почти на шепот, все еще боялась побеспокоить ребенка, несмотря на то, что он находился на втором этаже. Соблюдать тишину стало уже привычкой. – Надеюсь, не ради меня?
– Нет, – отрицательно качнул головой.
– Хорошо, – хотелось верить, что не врет, – потому что я никогда не ждала этого! Не прощу себя, если ты откажешься от музыки. Ты должен петь, я хочу, чтобы ты выступал! – слова сами собой вырвались из меня, и я даже не успела их осознать. – Ты слышишь? Собери группу снова!
Костя помолчал, для него, наверное, тоже было откровением, что я буквально требовала, чтобы он вернулся к публичной жизни.
– Нет, – последовал какой-то меланхоличный ответ. – Мне безумно приятно, что ты так радеешь за присутствие музыки в моей жизни, но группа в прошлом, этот этап для меня пройден.
Какой прогресс за столь короткое время. Он совсем недавно отделился от брата и стал самостоятельным, а теперь заявляет, что и группу перерос. Конечно, я рада за него, если все так, как он говорит, но какое будущее он теперь для себя видит?
– И чем же ты собираешься заниматься? – ненавязчиво поинтересовалась, будто это не сильно меня волновало.
– Музыкой, – снова ошарашил.
– Ты издеваешься? – казалось глупой шуткой, отойти от музыки, чтобы в дальнейшем заниматься музыкой. Что за порочный круг?
– «Адамас» была лишь средством, – пояснил, и с каждым словом я все больше понимала, чего он хочет и к чему стремится, – способом воплощения моих творческих идей, но теперь мне в ней стало тесно, негде развернуться. Я пока не определился точно, будет ли это сольная карьера, или музыкальный лейбл, но я и дальше буду двигаться в этом направлении, только теперь самостоятельно. Теперь ты спокойна?
– Да, – обижено буркнула, – нечего было так пугать.
– Прости, – взял меня за руку, привлекая к себе, – я не хотел, – и уверенно поцеловал. Так, будто я все еще его. От этого ощущения я разомлела и быстро сдалась, забыв обиду.
Постепенно поцелуи становились все более жадными, а прикосновения откровенными, и скоро я поняла, что Костя давно не пытается загладить вину – он хочет меня. Во мне боролись ответное желание и доводы рассудка.
– Нет, – выскользнула из Костиных рук, когда те уже пробрались под одежду. – Кажется, Саша проснулся, – придумала повод и убежала наверх.
Правда, надолго это меня не спасло, скоро Костя пришел следом.
– Спит? – покойно поинтересовался, а когда я согласно кивнула, подхватил меня на руки и уложил на кровать, наваливаясь сверху. Плохая была идея прятаться там, где нельзя поднять шум.
