Директор Дюрр был в диком восторге, когда мы с Оливером представили ему эту выдающуюся группу.
– Определенно вы оба хорошо представляете, о чем идет речь, – похвалил он нас.
Из соображений солидарности я предлагала усилить нашу команду еще одним лицом женского пола, но все, включая Дюрра, были едины во мнении – в команде достаточно одной женщины: меня. Я настояла на привлечении на помощь безотказного господина Кабульке. И вот Элизабет якобы ускользнула на отдых в санаторий, а мы приступили.
– Здесь материала на семь программ, – простонал Киммель, режиссер, после первого дня съемок.
– Ну и радуйся, – ответил ему Оливер, а мне тихо шепнул: – В следующий раз мы не будем так себя загружать, слышишь?
Я ничего не ответила, так как по уши была занята постройкой террасы. Кроме того, рот у меня был полон гвоздей, которые пришлось подавать Константину во время одного из этапов строительства.
– Ты не слишком общительна, – произнес Оливер.
– Но нам нуфно погофорить, – прошепелявила я.
Да, мы должны поговорить! Дольше терпеть я не могла.
Второй съемочный день, воскресенье, начался совсем неплохо. По округе поползли слухи, что в саду у Элизабет работают телевизионщики, и за забором с улицы и с соседского участка то и дело показывались любопытные лица.
Наконец строительные работы были закончены и все было готово к настилке газона. Рулоны с газонной травой завезли еще накануне, с помощью маленького экскаватора, пригнанного Джонатаном, аккуратно сняли дерн и насыпали слой плодородной земли. Таким образом, основа для газона была подготовлена. Мы уже принялись разносить по участку рулоны с газонной травой, как внезапно налетел шквалистый ветер, и началась самая настоящая летняя гроза. Нам оставалось только из-под навеса наблюдать, как раскисает с таким трудом подготовленная почва и разбухают наши рулоны.
– Теперь ты понимаешь, почему я с самого начала был против этой программы? – сказал Киммель и сунул в рот сразу две таблетки от сердца. – Человек бессилен против природной стихии. Не снимай это, Петер, никто не поверит, что мы работали под таким дождем.
– По-хорошему теперь надо ждать несколько дней, пока все это просохнет, – сказала я Оливеру. – Но мы должны быть готовы через четыре часа. Что будем делать? Сушить землю фенами?
– Не реви, – ответил Оливер. – Нервы надо беречь.
– Я не реву, – сказала я. – Это аллергия на кошек.
Именно в этот момент кошка Элизабет, Хуммель, взобралась мне на колени.
Солнце выглянуло так же внезапно, как началась непогода.
– Не все еще потеряно, – сказал Киммель.
– Точно, – произнес Оливер. – Вперед, люди, за работу. Мы раскатаем этот газон, и я спонсирую каждому из вас покупку новых ботинок, если нам это удастся.
– И штанов, – добавил Константин, на котором сухой нитки не было.
Я с опаской посмотрела на оператора.
– Постарайтесь не показывать так много раскисшую землю. Иначе люди подумают, что именно так и надо делать.
– Это мы потом вырежем, – успокоил меня Киммель.
Я часто оказывалась после работы грязной с ног до головы. Но такой грязной, как сегодня, не была еще никогда. Кроме того, раскатывая газон рядом с вновь возведенной стеной, делая одновременно пояснения для зрителей, я умудрилась поскользнуться и свалиться в самую грязную и большую лужу на участке. Лицом. На съемочной площадке не было ни одного человека, кто бы не схватился за живот от хохота.
– А это, – произнесла я, выплевывая изо рта комья грязи и глядя в камеру, – а это – основная причина, почему, занимаясь работами в саду, не следует надевать свой лучший костюм.
– Отлично! – прокричал Киммель.
– Иди сюда, грязнуля! – сказал Оливер и протянул мне руку. – Я и не знал, что ты можешь выглядеть так сексуально даже по уши в грязи.
– Ты многого не знаешь, – заметила я.
– Например? – Оливер по привычке высоко поднял брови.
Ах, как я любила это скептически-рассудительное выражение его лица.
– Я люблю тебя, – произнесла я тихо.
Внезапно мне стало совершенно непонятно, как я могла так долго держать это в себе.
На лице Оливера возникла самая замечательная улыбка, которую можно себе представить. Самая добрая и светлая.
– И давно?
Над этим я очень много думала все последние дни.
– Вероятно, всю свою жизнь, – вздохнула я. – Еще раньше, чем тебя узнала.
– А что же со Штефаном?
– У нас с ним уже давно все закончено, – сказала я. На нос мне упала капля грязи с волос. – Он поедет в Чикаго без меня. Я куплю у него питомник. За деньги, что достанутся мне от пари с Фрицем.
– Это хорошо, – сказал Оливер. – Эвелин купит у меня пентхаус, и я не знаю, где буду жить.
– Ты сможешь жить у меня, – предложила я и стерла грязь с носа.
К сожалению, на нос тут же упала еще одна капля. Тем не менее Оливер крепко обнял меня. Камера снимала нас, грязных и мокрых.
– Эту сцену с объятиями в грязи мы обязательно потом вырежем, – усмехнулась я, смахивая с носа очередную порцию грязи.
Оливер, казалось, вообще не заметил, что нас снимают. Он целовал меня так, словно мы были совсем одни, дома, на обеденном столе.
– Но это еще не все, – сказала я, освобождаясь от поцелуев и немного переведя дыхание.
– Говори же скорее.
У меня было подозрение, что камера снимает наши испачканные лица крупным планом.
– Эти черные презервативы, – прошептала я. – Ты помнишь?
– Конечно, помню, – сказал Оливер.
Мне показалось, что на участке Элизабет в этот момент воцарилась гробовая тишина. Даже птицы перестали щебетать.
– Так вот, один из них оказался бракованным…
Эпилог
Пилотный выпуск нашего шоу был смонтирован уже к началу весны. Сад получился великолепно. Элизабет, Ханна, Каспар и Маризибель тоже. Такого восторженного лица, какое было у Элизабет, когда она вернулась в обновленный и обустроенный сад, еще никому не доводилось видеть.
– А как здорово я выгляжу, – сказала она, увидев программу по телевизору.
И мы с Оливером также были очень симпатичны. Отзывы критиков и оценки возможного рейтинга программы превзошли самые смелые ожидания директора Дюрра. Сцену с валянием в грязи они, конечно, не вырезали. Впрочем, смонтировано все было так здорово, что даже я не нашла это слишком вульгарным. Уже через какое-то время я смотрела на это так, словно все произошло во время футбольного матча. К счастью, все это теперь в прошлом. Через несколько дней мне рожать, и когда ребенок появится на свет, мне уже будет совсем не до размышлений на эти темы. В мае должны начаться съемки первой серии программы, и к тому времени мне необходимо снова вернуться в свой З6-й размер, хотя Катинка говорит, что так быстро это не случится. По ее словам, этому должны предшествовать месяцы гимнастических упражнений и диет. Но та же Катинка считает, что ее Эберхард – самый лучший, самый красивый мужчина на всем белом свете. Впрочем, у нее, счастливой, со дня святого Николауса[24]растет маленькая дочка, которую назвали Миррой; драматическую историю рождения девочки (роды продолжались восемнадцать часов) она рассказала мне не один раз.
