точностью военного гения. Все нити были у него в руках, а сам он пребывал на командном пункте, куда стекались известия и откуда исходили приказы на театр военных действий. Капитан Аристиде Лекка занимался только стратегией. Тактика была на совести тех, кто выполнял его планы комбинированных действий на суше, на море и на Дунае. При дележе добычи он всегда имел свою долю. Иногда исполнители проваливались. Однако капитан Лекка никогда не был замешан в подобные дела. Он оставался чистым, самоуверенным и неуязвимым. Словно кошка, он всегда падал на ноги.
* * *
Сулина — порто-франко. Товары сюда доставляются беспошлинно, а уходят контрабандным путем. Иногда между контрабандистами, таможенными чиновниками и береговой охраной устанавливается секретное соглашение. Тайна в таких случаях гарантирована. Носовой платок, кольцо или табакерка начальника поста, показанные лодочником, служат пропуском для часового, который пропускает лодку без всякого контроля.
Никто не помнит, чтобы в Сулине были кражи или грабежи. Можно спать совершенно спокойно, распахнув настежь окна и двери. Частная собственность уважается свято. На суше не воруют. Но на воде воровство разрешено, оно даже в какой-то мере узаконено и причислено к морской торговле. Более или менее рискованные кражи в порту — повседневное дело, и совершаются они зачастую по взаимному согласию между охраной и теми, кто грузит хлеб. Все мельницы в округе мелют зерно, ворованное с барж, стоящих у причала. Как-то раз нашелся такой комендант порта, который организовал на берегу непроходимый заслон, и все мельницы прекратили работу. Но драконовские меры удержались недолго, ибо над населением нависла угроза голодной смерти.
Однажды промозглым и мрачным осенним вечером капитан Лекка сидел за своим столом в глубине таверны, не сводя глаз с двери и кого-то поджидая.
Пристально оглядываясь по сторонам, вошел Ахилл Арап.
Герасим, хозяин корчмы, поднялся ему навстречу. Оба они подсели к столику капитана Лекка, один по левую сторону, другой по правую. Разговор был деловой и резкий, хотя и велся шепотом. Задуманное дело было верным, только провернуть его нужно было быстро и решительно, воспользовавшись темной, безлунной ночью.
Капитан Лекка, объяснив в общих чертах план операции, махнул потухшей трубкой в сторону черноглазого подростка в полосатой тельняшке.
— Эй, Эллада! Дьяволаке! Пойди и приведи сюда Николу-американца. Только на полной скорости.
Енаке, живой, черноволосый и кудрявый парнишка, о головой, словно тыква, и бегающими как у белки глазками, бросился к дверям.
Хозяин тяжело поднялся со стула, пошарил под стойкой и извлек оттуда запечатанную бутылку.
— Настоящее самосское вино. Такое и больного поднимет.
Греческое вино, разлитое по стаканам, отливало золотистым цветом, словно янтарь. Толстые губы Ахилла присосались к стакану, как две пиявки, жадно втягивая сладкую, как сироп, и ароматную, словно духи, жидкость.
Через несколько минут появился американец, с трудом прокладывая себе путь между столиками. Капитан Лекка усадил его рядом с собой. Наполнив американцу стакан, он склонился к нему и что-то настойчиво стал шептать на ухо.
— Приготовь быстро лодку… Доедешь до третьей мили… Баржа «Одиссей» против столба с опрокинутым якорем… Не задевай крышки люков, а то поднимется шум… Держитесь все время левого берега… Капитан Пантели должен приготовить восемь мешков.
— А если что случится? Если нас заметят? Что тогда? — спросил американец.
— Если что случится? Спускай мешки в воду. Прижимайтесь к барже и замрите, пока не утихнет тревога.
Уходили по очереди. Первым ушел американец, чтобы подготовить лодку. Ахилл не мог оторваться от стула, пока не увидел, что бутылка опустела.
Было уже за полночь, когда лодка осторожно отчалила от левого берега. Американец прихватил с собой запасную пару весел, веревку с узлами и деревянный ковш, чтобы отчерпывать воду из лодки.
Порт спал мертвым сном. Не чувствовалось никакого движения. Тишина, как на кладбище. Ночь — хоть выколи глаз. Небо скрыто слоем плотных низких туч. С моря дул влажный ветер. Капитан Лекка никогда не ошибался в своих прогнозах погоды. Самое подходящее время для темных дел. Бесшумно, как привидение, скользила лодка, прокладывая свой путь в ночи. Ахилл греб, делая длинные и редкие взмахи веслами. С юных лет он изучил ремесло контрабандистов и теперь греб по-воровски, не вынимая весел из воды.
Стоя на коленях на самом носу лодки, Енаке вглядывался своими молодыми глазами во тьму. Иногда он хрипло шептал плохо видевшему старику:
— Право руля… лево руля… так держать…
Вцепившись рукой в румпель, американец молча выполнял команды.
* * *
Зимой, когда поверхность Дуная начинала затягиваться льдом, все порты пустели, и только Сулина была полна судов.
Понтоны, пристани, дебаркадеры в портах снимались с якорей и отводились в затоны. Пустые баржи ставились на зимовку в местах, укрытых от плавающего льда, который все сметал и уничтожал на своем пути. Плавучие элеваторы, наполненные зерном баржи, спускались вниз по течению к Сулине. На несколько километров от устья реки воду можно было поддерживать свободной ото льда, и поэтому погрузка морских судов и навигация продолжались там всю зиму.
Пока остальные порты погружались в сон, Сулина работала. Словно в сказке, на воде вырастал целый новый город рядом со старым, раскинувшимся на берегу, плавучий, эфемерный город, но живой, необычный и живописный. Вдоль берега на якорях стояли сотни барж, зачаленных толстыми стальными канатами, чтобы их не снесло плывущим в море льдом.
Сотни людей суетились на палубах этих плавучих жилищ. В кокетливо раскрашенных в разные цвета каютам с маленькими занавесками на окошках величиной с ладонь, в помещениях, напоминающих кукольные домики, жили целые семьи со всем хозяйством.
Из железных труб мирно поднимался дым чугунных, похожих на большие чубуки, печурок, на которых готовили пищу жены водоливов.
На веревках, протянутых между якорным воротом и румпелем на корме, трепыхалось на ветру выстиранное и вывешенное для просушки белье. Вокруг кают в глиняных горшках, деревянных ящиках, жестяных бидонах, наполненных землей, росли кустики и пахучие цветы: герань, розмарин и греческий базилик.
Здесь, на палубе железной баржи, проживала всякая живность: пары чистых и нечистых скотов пребывали в полном согласии, как в библейском Ноевом ковчеге, когда он носился по водам потопа, прежде чем сесть на мель на горе Арарат.
Растрепанные куры разгуливали на свободе, стуча своими крепкими клювами о железную палубу и подбирая зерна кукурузы, просыпавшиеся из мешков при погрузке. Петух с огромными шпорами, взлетев на штурвальное колесо и поглядывая на свой гарем, приветствовал каждое утро восход солнца из морской пучины, кукарекая и торжественно хлопая крыльями.
Жиреющие, печальные гуси со связанными лапками томились в клетках.
Свинья, которую откармливали к рождеству, ворочалась на носу, привязанная к якорной цепи.
Ленивая,
