понимал Фридриха с полуслова, был аккуратен, опытен в военных вопросах и способен переводить теоретические замыслы в практическую плоскость. Винтерфельд впервые познакомился с Фридрихом в те далекие дни, когда кронпринц в 1734 году приехал в действующую армию и встречался с принцем Евгением Савойским. Кое-кому в прусской армии, да и в королевской семье он казался несколько подозрительным, что связано с работой в разведке, но с тех дней он был очень близок с Фридрихом, показывавшим ему рукописи по военным вопросам для замечаний, а в его преданности и способностях не было никаких сомнений, как и в ненависти к французам.
Теперь Фридрих считал себя опытным Feldherr[134]. Он получил солидную практику реального механизма управления войсками. Его система с приобретением опыта несколько преобразилась, однако ее черты оставались неизменными. Если представлялось возможным, накануне сражения король проводил совещание, на котором практически говорил он один, посвящая подчиненных в замыслы и ставя конкретные задачи. Он, по его словам, не верил в военные советы как таковые: командующий, как правило, прибегает к военным советам, когда не хочет сражаться.
Обычно Фридрих очень хорошо спал перед битвой. В день сражения он располагался там, где, как полагал, личное влияние будет наиболее необходимым. Присутствие короля, его голос, возвышающийся над громом битвы в критические моменты, несомненно, имели положительное воздействие. Приказы, естественно, могли быть доведены посыльными лишь до ближайшего окружения, и он спешивался, наскоро писал записки, зачастую на спине находившегося поблизости штабного офицера, словно на письменном столе. Он проводил в седле многие часы и ездил смело и быстро. Фридрих предпочитал коней английских пород, но возможности вороных или гнедых, и имел примерно 20 скаковых лошадей. В походы отправлялся налегке — несколько мундиров, 6 сорочек, пара бархатных сюртуков для торжественных случаев, полдюжины неизменных табакерок (у него их было около 130). Все это рисует человека беспокойного, бдительного, нетерпеливого и сообразительного; храброго, находчивого и мастера своего дела; приверженца дисциплины и порядка, перемежающего остроумие с суровостью, заботливого и чувствительного.
Фридрих настаивал на инициативности. Старший по должности командир не может находиться повсюду. Генералы могут быть в любое время убиты. Командир, если он способен оценить ситуацию, должен принять на себя ответственность за действия там, где находится. Воспитание инициативности независимо от официальных инструкций возводилось Фридрихом в принцип и лишь в 1905 году было признано его бессмертным наследием для прусской армии.
Фридрих мог стерпеть грубость, когда она означала искренность. Однажды он послал пажа с наградой к капитану, чьи храбрость и поведение в бою его восхитили. Капитан отослал пажа и награду обратно королю с письмом. Существует, сообщал он, общеизвестная традиция. Пажу, привезшему награду, благодарный получатель дает подарок: обычный тариф — 11 дукатов. Тот капитан, небогатый человек, не мог себе этого позволить. «Скажи королю, что я выполняю свой долг без такого рода украшений. Мне нужны деньги, а этого мне не нужно!» Многие суверены нашли бы столь бесцеремонные манеры возмутительными, да и вряд ли бы к ним таким образом обращались. Фридрих же опять послал пажа с наградой и запиской: «Мой дорогой, я совершенно запамятовал, что должен тебе 100 дукатов! Прости меня, вот они». Паж за работу получил плату в двойном размере — 22 дуката. Никто никого не обманул; однако Фридрих имел щедрое сердце, и армия это знала.
Часть III
1750–1756
Глава 9
ЭСТЕТ СО ШПАГОЙ
Во время военных кампаний Фридрих управлял государством из полевой ставки. Король выполнял обязанности главнокомандующего, суверена и законодателя одновременно, хотя неизбежно, пока шла война, военные заботы являлись приоритетными. Он старался сократить административную переписку. «Собирайте деньги в казну, все остальное оставьте в покое и не донимайте меня пустяками», — говорил Фридрих, но дел всегда было много. Его твердая линия на то, что экономическая и общественная деятельность должна продолжаться, порождала дополнительное напряжение, и не в меньшей степени для него самого, а на политику неизбежно влиял недостаток людей и ресурсов, который был следствием военных действий. Кроме того, отсутствие короля — председателя Генеральной директории, хоть и редко участвовавшего в ее заседаниях, — неизбежно и неблагоприятно сказывалось порой на ведении дел. В начале 1746 года Фридрих вернулся в Потсдам и в течение следующих нескольких лет мог полностью посвятить себя, находясь в благоприятных условиях, мирным заботам, правда, не забывая об обеспечении безопасности. Главная забота, по его мнению, — состояние дел в области правосудия.
Фридрих при всей своей деспотичности был тем не менее страстным приверженцем принципа равенства перед законом. Он основал смешанные военные и гражданские суды для разбора беспорядков, в которых участвовали войска в городах, где имелись воинские гарнизоны. Фридрих с гордостью называл себя l’avocat du pauvre и le roi des gueux — защитником бедняков и королем попрошаек. Он гневался, когда человеку отказывали и его справедливых правах; то же происходило, когда виновный избегал наказания. Фридрих по природе был гуманным человеком — в самом начале правления запретил использование в судебной практике пыток. Он вместе с «великим канцлером», Самуилом Коччеги, работал над юриспруденцией. Коччеги, писал Фридрих, — человек, чьи «добродетели и честность достойны золотого века Римской республики», и, хотя суверен являлся единственным законодателем в прусском государстве, он тщательно консультировался, прежде чем ввести новый закон. Его интересовали не реформирование или трактовка законов, а их беспристрастное исполнение. Король считал, что законники повсюду обладают слишком большой властью и получают слишком большие деньги. Позднее он высказал мнение, что дворянство во Франции будет повержено в прах и уступит свое место алчным законникам.
Фридрих писал, что, когда он взошел на прусский престол, богач мог купить правосудие или по меньшей мере услуги велеречивого адвоката, способного выиграть дело в его пользу. Он ввел новый судебный кодекс, названный его именем, и изменил саму процедуру. С тех пор адвокаты не могли задействовать ораторское искусство. Красноречию, но мнению Фридриха, в правосудии нет места. Адвокаты имеют право формулировать причины и аргументы, подтверждать или опровергать заявления на основе доказательств перед судебными заседателями. Король как должностное лицо не может влиять на отправление правосудия — он ответствен за формирование мудрой законодательной базы, хотя и должен обеспечить, чтобы отбор судей происходил с непогрешимой честностью. Смертный приговор утверждался лично королем; и в сравнении с другими европейскими правителями Фридрих давал согласие на приведение в исполнение таких приговоров в отношении значительно меньшего числа подданных — не более десятка в год. За двадцать лет его правления смертные приговоры утверждались исключительно в
