Дыхание Меры участилось.
– Ты уверен, что это спасет тебе жизнь?
– Ничего лучшего я придумать не смог.
– Но ногу тебе покромсают изрядно, – предупредил Мера.
– Мертвому мне будет не до покалеченной ноги. Уж лучше ходить с изрезанной ногой, но живым.
– Пойду отыщу папу.
Мера с грохотом отодвинул стул и, бухая башмаками, выбежал из комнаты.
* * *
Армор привел Троуэра прямиком к крыльцу дома Миллеров и постучал в дверь. Дочкиного мужа они просто так не выставят. Впрочем, беспокойство Троуэра оказалось напрасным. Дверь открыла тетушка Вера, а не ее язычник-муж.
– О, преподобный Троуэр, – воскликнула она. – Как это мило с вашей стороны, что вы решили заглянуть к нам на огонек.
Напускная радушность оказалась заурядной ложью, ибо встревоженное, измученное лицо женщины выдавало правду. В этом доме успели позабыть про сон и покой.
– Это я привел его с собой, мать Вера, – сказал Армор. – Он пришел, потому что я попросил.
– Пастор нашей церкви всегда приветствуется в моем доме, каковы бы ни были причины его прихода, – ответила Вера.
Хлопоча вокруг, она ввела гостей в большую комнату. У очага на стульчиках ткали салфетки несколько девушек; заслышав шаги, они подняли головы. Малыш Кэлли прилежно рисовал углем буквы на чистой доске.
– Рад, что ты упражняешься в чистописании, – похвалил его Троуэр.
Кэлли ничего не ответил, лишь угрюмо посмотрел на священника. В глазах его таилась враждебность. Очевидно, мальчик не хотел, чтобы учитель проверял его работу здесь, в родном доме, который малыш считал неприступной крепостью.
– У тебя прекрасно получается, – заметил Троуэр, решив подбодрить мальчика.
Кэлли опять ничего не сказал. Он вернулся к своей доске и продолжил выписывать слова.
Армор перешел прямо к делу:
– Мама Вера, мы пришли сюда из-за Элвина. Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к колдовству, но никогда прежде я слова не сказал против того, чем вы занимаетесь у себя в доме. Я всегда считал, что это ваше дело, не мое. Но сейчас за те злые дела, что вы практикуете здесь, расплачивается невинный младенец. Он заколдовал свою ногу, и в ней поселился дьявол, который теперь убивает его. Я привел преподобного Троуэра, чтобы он изгнал порождение ада.
Тетушка Вера смерила его непонимающим взглядом:
– Но в этом доме нет никакого дьявола.
«Бедняжка, – промолвил про себя Троуэр. – Если б ты только знала, что дьявол давным-давно свил здесь гнездовище».
– К присутствию дьявола тоже можно привыкнуть, – произнес он вслух, – а привыкнув, перестаешь замечать.
Дверь у лестницы распахнулась, и из нее шагнул мистер Миллер. Он стоял спиной к присутствующим, поэтому не видел гостей.
– Только не я, – помотал головой он, обращаясь к человеку, оставшемуся в комнате. – Я не стану резать мальчика.
Заслышав голос отца, Кэлли подпрыгнул и подбежал к папе.
– Пап, Армор привел сюда старика Троуэра, чтобы убить дьявола.
Мистер Миллер повернулся, лицо его непонятно исказилось. Словно не узнавая, он оглядел вновь прибывших.
– На дом наложены хорошие, надежные обереги, – сказала тетушка Вера.
– Эти обереги и есть дьявольская приманка, – ответил Армор. – Вы считаете, они защищают ваш дом, а на самом деле они отвращают Господа.
– Дьявола здесь никогда не было и нет, – упорствовала она.
– Не было, – подчеркнул Армор. – Но вы призвали его. Свершая колдовство и идолопоклонство, вы вынудили Святого Духа покинуть ваш дом, вы изгнали отсюда добро, так что дьяволы поселились здесь. Они никогда не упустят возможности напакостить и нагадить.
Троуэр слегка забеспокоился. Слишком уж много Армор рассуждал о том, чего не понимал. Лучше бы он просто спросил, нельзя ли Троуэру помолиться о спасении души Элвина у изголовья его кровати. Так нет же, Армору непременно надо начать войну, в которой нет никакой необходимости.
Что бы сейчас ни происходило в голове у мистера Миллера, невооруженным взглядом было видно, что сейчас этого человека лучше не провоцировать. Миллер медленно двинулся к Армору.
– Ты утверждаешь, только дьявол является в дом к человеку, чтоб напакостить?
– Как человек, любящий Господа нашего Иисуса, могу поклясться в этом…
– начал было Армор, но Миллер не дал ему закончить проповедь.
Одной рукой он схватил его за загривок, другой ухватил за штаны и повернул лицом к двери.
– Эй, кто-нибудь, ну-ка, дверь откройте! – проорал Миллер. – Не то сейчас прям посреди будет красоваться огромная дырища!
– Ты что творишь, Элвин Миллер?! – закричала жена.
– Дьявола изгоняю!
Тут Кэлли распахнул дверь, Миллер вытащил своего зятя на крыльцо и одним движением швырнул его на дорогу. Гневный вопль Армора заглушил снег, набившийся ему в рот, а после этого воплей и вовсе стало не слышно, поскольку Миллер закрыл дверь и задвинул засов.
– Ах, какой сильный, смелый мужчина, – съязвила тетушка Вера, – как славно ты выкинул из дома мужа собственной дочки…
– Я сделал то, чего, по его словам, требовал Господь, – огрызнулся Миллер. И обратил взгляд на пастора.
– Армор говорил от своего лица, – миролюбиво объяснил Троуэр.
– Если ты посмеешь наложить руку на человека в одеждах Господних, – вмешалась тетушка Вера, – то до конца дней своих будешь спать в холодной постели.
– Даже не думал трогать его, – проворчал Миллер. – Но, насколько помню, у нас существует договоренность: я не лезу к нему в дом, а он держится подальше от моего.
– Вы можете не верить в силу молитвы… – заговорил Троуэр.
– Это зависит от того, кто творит молитву и кто ее слушает, – сказал Миллер.
– Пусть даже так, – согласился Троуэр, – но ваша жена верит в учение Иисуса Христа, сановным служителем которого я являюсь. Это ее вера и моя вера, так что вознесенная молитва у изголовья мальчика может послужить его вящему исцелению.
– Когда в своей молитве вы станете изъясняться точно так же, – заметил Миллер, – я немало удивлюсь, если Господь поймет, о чем вы ведете речь.
– А поскольку вы не верите, что моя молитва подействует, – продолжал Троуэр, – значит, вреда она принести точно не сможет, как думаете?
Миллер перевел взгляд на жену, потом обратно на Троуэра. Троуэр не сомневался, что, если б не Вера, он бы сейчас отплевывался от снега вместе с Армором. Но Вера уже предупредила мужа, произнеся угрозу Лисистраты[44]. У мужчины не было б четырнадцати детей, если бы супружеское ложе не влекло его. Так что Миллер уступил.
