Книга Писатели и любовники - Лили Кинг

Тружусь вот так пять дней и ночей. Ем спагетти с красным соусом и яблоки с арахисовым маслом. Даже на пробежку не выхожу. Когда за окном ошиваются какие-то люди с агентом по недвижимости, опускаю ставню. Упиваюсь роскошью времени – бескрайнего времени. Никаких подхватов, никаких смен. Запах “Ириса” окончательно выветривается из моих волос. Тело все еще звенит. Но это не плохой звон. Отчасти это хорошая энергия. Отчасти – странное воодушевление.

В пятницу после обеда встаю в очередь на почте.

– Всё упираетесь, – говорит она, вбивая цифры.

– Ага.

– Ну, попытка не пытка.

За выходные перечитываю “Сиддхартху” и “Их глаза смотрели на Бога”143 и составляю планы уроков. Мы с Мюриэл навещаем комиссионку на Дэвис-сквер. Заявись я туда в одиночку, ничего б не нашла, но Мюриэл загоняет меня в примерочную и таскает туда сокровища: серый кашемировый свитер с пуговицами на спине, бархатную юбку до колен, черные сапоги с ярко-красной молнией.

В понедельник утром просыпаюсь в пять. Необходимо завести режим с самого начала: полтора часа на письмо каждый день до работы. Сажусь за стол, сгребаю записи – на копиях чеков из “Ириса”, на оборотах нескольких книг, в маленьком блокноте, который ношу с собой в рюкзаке, – о некотором замысле на кое-что новенькое. На обороте нового блокнота набрасываю вчерне линию времени того, что у меня уже есть. Возвращаюсь к началу блокнота. Мне уже известна первая фраза.

Первое занятие – у одиннадцатого класса. Заходят, с грохотом сбрасывают рюкзаки. Пытаюсь поздороваться с каждым, будто учить старшеклассников – для меня норма. Я с этим возрастом не общалась с тех пор, как сама была в этом возрасте. Одного взгляда на их лица – вот прыщавое, вот лоснящееся, вот тревожное, вот задолбавшееся – хватает, чтобы порадоваться: я уже не там. Пока они не пришли, я нервничала, но теперь, увидев их, желаю только одного – помочь им пережить этот день. Быстро запоминаю по именам – это гораздо проще, чем запоминать закусь и первые блюда для шестерки – и прошу их в двух словах подсказать мне, что у них было в семестре до сих пор, что им понравилось, а что нет. Понимаю, что сижу на левом углу стола, как некогда мистер Так, и хотя все еще на него сержусь, изображаю сейчас именно его.

Они уже на середине романа “Их глаза видели Бога”, но я сдвигаюсь чуть ближе к началу, читаю им несколько страниц вслух и завершаю там, где Бабуля стоит на коленях в сарае, молится за свои ошибки. Затем прошу их написать о похожей поре в своей жизни. Тетрадки они открывают медленно. Настороженны – как белка, которую пытаешься кормить с рук.

В перерыве между уроками звоню Мюриэл из своего кабинета. Кручусь на стуле, рассказываю ей о прекрасном пассаже, написанном одиннадцатиклассницей по имени Эвелин о рождении ее младшей сестры, – и о куче комплиментов моим сапогам. Двое учителей проходят мимо, обсуждают Новый курс144. На обед дают лазанью, по коридорам гуляет аромат.

Заканчиваем разговор, и хорошего настроения мне бы хватило на звонок Сайлэсу в Тревор-Хиллз, где он работает, – воображаю, что и он на перерыве у себя в кабинете, но сердце разгоняется, а мне для следующего урока нужно быть спокойной.

Занятия со старшеклассниками коротки и пролетают быстро. Я и до середины плана урока не добираюсь. После многих месяцев разговоров о бараньих рульках и обрезке лимонной кожуры говорить о книгах – облегчение.

В конце каждого дня той недели я вспоминаю о своем романе со все большим любопытством и все меньшей паникой. Гадаю, читает ли его Дженнифер. Решаю не тревожиться, если не получу от нее никаких вестей, до конца месяца.

Но она у меня на автоответчике уже в четверг, когда я возвращаюсь домой после уроков. Сообщение короткое, говорит она очень быстро. Прослушать приходится несколько раз. Доработка удалась, говорит. Дженнифер берется за книгу.

Звоню Мюриэл и проигрываю ей сообщение, чтобы проверить, говорит ли Дженнифер то, что мне кажется.

Мюриэл визжит.

В субботу вечером встречаюсь с ней, Христианом, Гарри и Джеймсом в тайской едальне на Площади. Мюриэл рисует мою книгу на салфетке и велит нам всем положить руку поверх.

– На счет “три” все вскидываем руки и издаем варварский клич.

У каждого свое представление о варварском кличе, но наш совместный вопль получается громким, и появляется управляющий. Мюриэл показывает ему рисунок на салфетке, показывает на меня, объясняет, и управляющий возвращается с желтой скатертью.

– Желтый – очень счастливый цвет в Таиланде, – говорит.

Поднимаем тарелки, управляющий стелет скатерть. По-моему, я ни для одного клиента ничего столь же щедрого в “Ирисе” не делала.

Гарри провозглашает тост, мы звякаем бокалами, и на миг она, книга эта, кажется мне отдельной от меня, словно у нее собственный путь.

Следующая неделя в школе короче – всего четыре дня преподавания, а затем в пятницу – писательский фестиваль.

В понедельник мою руки в факультетской уборной и улыбаюсь. Даже не знаю почему. Серые пятна вокруг глаз тают. Лицо округляется. Пища в школе на вкус так же хороша, как и по запаху, и я ем ее много. Девятиклассники мои уже пошучивают насчет того, сколько еды я беру себе на поднос.

В среду ближе к вечеру звонит Дженнифер. Я уже дома после школы, делаю пометки для речи, которую собираюсь произнести на фестивале. Дженнифер сообщает мне названия издательств, куда она отправила мою книгу. Записываю их все, эти названия с корешков книг, которые читаю всю свою жизнь. То, что мой роман в самом деле доставляют (курьером, говорит она) издателям в их редакции, не кажется мне настоящим. Сердце колотится, и я боюсь, что оно не успокоится, но оно успокаивается, как любое нормальное сердце.

– Я вам сообщу, как только будут новости.

Даю ей номер телефона в школе, и мы завершаем разговор. Филя выбрался на улицу и скребется ко мне в дверь. Впускаю.

– Это звонил мой агент, – говорю я ему. Он нюхает у меня под столом, заходит на матрас, делает пару кругов по одеялу и укладывается. Глажу его по голове. У него новый синий ошейник с розовыми буквами. “Офелия”.

– Офелия? – говорю я вслух, и собака поднимает голову. Не пес. Феля, а не Филя. – Все это время ты был девочкой? – Она кладет крупную голову мне на бедро.

Приезжаю в пятницу в школу, Маноло на пороге поджидает троих приглашенных писателей. Жду вместе с ним.