Которого Брюн опрометчиво посчитала человеком.
Он стоял и спокойно смотрел на нее. И Брюн поняла — собеседник, удобно сидящий в пустоте метрах в трех над его головой, не был для парня в диковинку.
Людям он должен был казаться очень красивым. Все существа, перешедшие на более высокий энергетический уровень, производят такое впечатление. Брюн знала, что после инициации она тоже стала выглядеть красивее, чем в бытность свою человеком. Люди всегда считали красивой именно силу. Что не помешало этим насквозь лицемерным существам создать культ слабости.
— Я не могу быть едой для тебя, — сказал он, чуть усмехаясь. — Но, если ты голодна, я могу поделиться с тобой энергией.
Парнишка на миг сбросил защитный кокон, которым маскировал истинный уровень своей силы. Брюн стоило большого труда не закричать. Перед ней находился столб пылающего белого огня. В отличие от Ирвинга, ставшего ангелом оранжево-дымного цвета, этот парень не сохранил в себе ничего человеческого.
Каким-то образом становилось понятно, что он намного сильнее и Брюн, и Карла, и Ирвинга вместе взятых.
Паренек снова напялил на себя маску и стал человеком — очень красивым, но все же человеком. Однако теперь Брюн видела сияние, просачивающееся из-под маски.
— Я не охотилась на тебя, — процедила Брюн сквозь зубы. — Мне нужно с тобой поговорить.
— На левитацию уходит много энергии, — сказал он. — Может, спустишься?
Брюн подумала и снизилась. Но не коснулась ступенек даже краем лакированной туфли. Развернувшись в воздухе так, что черная юбка чуть не хлестнула парня по лицу, Брюн влетела в комнату. Посредине помещения лежала на боку старинная четырехконфорочная газовая плита. На ней Брюн и устроилась. Парень вошел вслед за ней, прислонился к стене.
— Удивительно, даже не насрано нигде, — сказала Брюн, оглядевшись.
— Это второй этаж, — заметил парень. — Так высоко, видимо, остерегались забираться. Как тебя зовут?
— Ты же знаешь, если смотрел передачу с отпевания. А если бы не смотрел, то сейчас бы не был здесь, — ответила она. — Меня зовут Брюн Покатикамень.
Парень хмыкнул:
— Ну, у меня в паспорте тоже написано «Кирилл Иванов».
— Ах вот ты о чем, — произнесла она с расстановкой. — Тоня.
— Та, в которой тонут? — переспросил парень.
Брюн усмехнулась. Он начинал ей нравиться.
— Антонина, — пояснила она. — А тебя как зовут на самом деле?
Парень пошевелил губами, словно припоминая или колеблясь, чуть сузил глаза.
— Джотфрид, — ответил он.
Брюн поняла, что он редко пользуется своим настоящим именем. Так же, как и она сама. Да и при натурализации старались подобрать имя если не созвучное, то хотя бы начинающееся на ту же букву.
— Но друзья зовут меня Крэк, — сказал он, подтвердив ее догадки. — Я взял себе фамилию Джонс.
Крэк прошел вдоль стены. Некогда она была облицована крупным розовым и голубым кафелем. От времени многие плитки отвалились, обнажив неприглядный серый блочный бок. Под ногами Джонса хрустело стекло, камни и еще какой-то неописуемо мерзкий мусор, одно существование которого иногда кажется достаточным основанием для уничтожения земной цивилизации.
Брюн настороженно наблюдала за ним. Крэк остановился у колонны из красного кирпича, спиной к женщине. Чуть левее по плохо оштукатуренной стене тянулась надпись: «Не продавайся за цветы, завтра встанешь у плиты». Черные буквы, судя по всему, были нанесены из баллончика с краской и напоминали извивающихся в смертных муках мохнатых гусениц. «Цветы» были написаны через «е», а не через «э» с апострофом, согласно современных правил. То есть надписи было никак не меньше тридцати лет. Ее сделал еще кто-то из студентов.
— О чем ты хотела поговорить со мной, Тоня? — спросил Джонс.
— Помоги мне выручить дочь, — сказала Брюн. — Одной мне не справиться.
— Незавершенная инициация? — осведомился Крэк.
— Я не знаю, — ответила Брюн. — Но я точно знаю, чувствую, что Даша погибнет, если пробудет в склепе еще сутки. Мы отведем Дашу к одной моей подруге, Полине. Я покажу тебе, где она живет. А потом можешь убить меня. Лот ведь тебя для этого и нанял.
Крэк фыркнул.
— Разве такие, как ты, не живут тем, что уничтожают таких, как я? — спросила Брюн.
— Не всегда, — ответил Крэк. — А ты хочешь умереть?
Он миновал колонну и встал у огромного, во всю стену, проема. Сейчас окна такого размера не были редкостью и в жилых помещениях. Но тридцать лет назад климат Новгородской области не позволял ничего подобного. Здесь, видимо, находилась столовая или библиотека. Стекла давно были выбиты. Пластиковые рамы пожелтели от времени и вздулись жуткими пузырями, но еще держались на своих местах. У вертикальной форточки сохранилась даже ручка, только металл стал бурым от ржавчины.
— Наверное, да, — сказала Брюн.
— Но у тебя появилось столько новых возможностей, — заметил Крэк.
Брюн промолчала. Ей совсем не хотелось обсуждать с этим парнем свое превращение и возможности, которые ей давала новоприобретенная ипостась. Однако Джонс обернулся и посмотрел на Брюн, явно ожидая ответа.
— Я так интересуюсь всем этим потому, — пояснил Крэк угрюмой Брюн. — Что эта книга — это мой учебник, который я потерял. Я пытаюсь узнать, что здесь уже произошло из-за этой книги. Я приехал сюда не убивать. Я хочу найти свой учебник. И я хотел бы помочь вам, честно. Всем, кого изменила моя книга. Но я должен знать, как именно вы изменились.
Брюн поняла то, что и до нее, и после нее понимали очень многие люди — с этим парнишкой можно быть только откровенной.
А вот Марго Дюбуа не поняла этого. Не успела.
— Вот в чем дело, — пробормотала Брюн. — Ну хорошо, я расскажу тебе. Я изменилась, но мир остался прежним. Я пошла на обращение, потому что надеялась — уйдет боль и страх. И нечто еще, чему нет названия. Говорят, что вампиры лишаются души. Я думала стать сильной, злой и спокойной.
— Если ты этого хотела, значит, ты такой и была, — ответил Крэк. — До инициации.
— Теперь я изгой, — устало сказала Брюн. — На меня будут охотиться, пока не убьют.
— Почему же на тебя будут охотиться? — спросил Джонс.
За его спиной, в проломе, пошел бесшумный и сильный дождь. Он падал вниз косо, подобно стеклянным стрелам. Их пускал, забавляясь, с неба какой-то давно забытый бог. Стрелы пробивали листву дерева, выросшего сразу за окном, и ветки поникали. Стали видны мрачные елки чуть правее и желтая лента дороги. Она быстро темнела под дождем.
— За то, что я теперь сильная, — ответила Брюн. — Да и мне ведь приходилось убивать, чтобы жить. И придется убивать еще.
Из окна потянуло холодом и сыростью. Рана в ладони Брюн, про которую она почти забыла, снова заныла. Брюн прижала ладонь к груди, накрыла другой рукой, чтобы согреть. Тепло проникло через повязку. Боль утихла. Крэк отошел от окна, поглубже засунул руки в карманы поношенных джинсов. Теперь он стоял почти рядом с Брюн. Она заметила на его предплечье большую татуировку в виде змеи.
