Бьянка повела ее мимо уже знакомой комнаты, к массивной широкой лестнице, которая спускалась на несколько пролетов под землю. Воздух здесь был сухой и прохладный, он неуловимо пах благовониями, но Анаис не могла определить, какими. На стенах через равные промежутки висели магические светильники, дающие достаточно света, чтоб спокойно спускаться, не боясь переломать ноги. Складывалось впечатление, что в лабораторном корпусе магов подвал обжит лучше всего.
Анаис спускалась вслед за морталисткой и с интересом осматривалась. Она пыталась представить, какой может быть подготовка к похоронному ритуалу, раз Бьянка так ею пугает, но воображение пасовало. Вряд ли страшнее вскрытия в мертвецкой, а уж на них Анаис за время учебы насмотрелась, хоть и не была медиком — алхимикам часто приходилось проверять свои зелья на мертвецах, а потом самим же их и вскрывать, чтоб посмотреть на результат своих трудов.
Подвальные помещения были разбиты на несколько комнат грубыми кирпичными перегородками, некоторые использовались, как склады, в некоторых среди искр и мерцания потрескивали заготовки заклятий. Анаис поежилась — она ожидала, что по подземелью будут бродить воскрешенные кадавры или другие существа — результаты экспериментов со смертью, но пустые помещения почему-то пугали больше.
Тело Фредерика лежало на столе в самом просторном помещении, над ним горела круглая цепь из мелких магических шаров. Они заливали всю комнату мертвенно белым светом, ярким и неуютным. Под сеточкой чар тело осталось нетленным, как в первые минуты после смерти. Лицо мальчика застыло в маске страха, удивления и обиды, даже боль не оставила на нем следа. Хрупкое худощавое тело уже избавили от одежды, и на белой коже страшно темнел след ножевого удара.
— Бедный мальчик, — грустно вздохнула Бьянка и погладила его по голове. — Такая страшная, такая грустная смерть. Вы не видите, Одетт, но в спине у него рана еще страшнее, словно нож не просто вонзили, но и провернули. Ужасающая жестокость!..
Анаис закусила губу.
— А вы не пытались выяснить, кто его так? Разве сеньор Лабер не обращался к вам за помощью?
— Обращался, конечно. Но умения морталистов очень сильно преувеличивают. Я не могу поводить над телом руками и сказать, кто и когда его убил. Я могу поднять его, заставить ходить, выполнять простые поручения, но толку от такого слуги будет немного. Я могу призвать дух — но только до похорон. Или если он к чему-то так сильно привязался в жизни, что ради этого решил остаться здесь — тогда дух можно призвать в любой момент. Но это будет не Фредерик, а его тень, эхо его последних чувств и мыслей. Так что провести полноценный допрос, — тут Бьянка недовольно поджала губы, — как хотел неуважаемый сеньор Лабер, все равно бы не вышло!
— А на что будет похожа подготовка к похоронному ритуалу? Хочу быть к нему готовой.
— О, девочка, поверь, пока не увидишь, к такому нельзя быть готовой! Я сниму чары с тела, которые удерживали в покое душу бедного ребенка, чтоб она успела смириться со своей смертью. Это будет похоже на резкое пробуждение — только не из кошмара, а в кошмар. Я буду готовить душу к тому, что во время похорон ее оторвет от тела и ей придет пора отправиться дальше, по пути мертвых. Не все, увы, воспринимают это легко. Со стариками проще. С младенцами — они еще не успели обжиться в своем теле, пустить в нем корни. А вот дети, взрослые в расцвете сил, да еще любящие жизнь, а не тяготящиеся ею — самые сложные пациенты. Поэтому — будет страшно. Будет очень страшно, Одетт.
— Ничего, — слабо улыбнулась Анаис. — Я готова.
Бьянка кивнула и, склонившись над телом, словно забыла о присутствии Анаис. Она положила ладонь на лоб Фредерика и замерла. В следующий миг над телом пронеслась легкая рябь, словно над раскаленной землей в знойный день, и тело задергалось. На нем начали проступать темные трупные пятна, словно разложение все эти дни жадным зверем ходило вокруг недосягаемого тела, а теперь, стоило защитным чарам спасть, как оно накинулось и принялась терзать мальчика ненасытной пастью.
Это действительно было жутко и немного неприятно. Резкий сладковатый запах ударил в ноздри, и Анаис поспешила хлебнуть принесенного зелья, притупляющего все чувства. Едва мятная прохладца разлилась по языку, как гадкий запах притупился, стал далеким и едва ощутимым, да и все происходящее словно дымкой подернулось.
Тело продолжило дергаться, выгнулось дугой, касаясь стола только затылком и пятками, начало скрести пальцами по груди, схватилось за края раны. Белая кожа на кончиках пальцев тут же окрасилась грязно-бурым. Бьянка продолжила держать ладонь на лбу мальчика, словно именно этим и удерживала его на столе.
— Ну, тише, тише, — шептала она.
Смотреть на это действительно было жутко и неприятно. Даже сейчас у Анаис холодок бежал между лопаток, а без зелья ее вообще обездвижило бы от ужаса! Где-то глубоко в груди скреблась и царапалась жалость к Фредерику: даже мертвому, ему не было покоя, до сих пор он страдал, пока морталистка впечатывала в его дух осознание смерти, осознание прекращения бытия. Да, уже вечером это сменится покоем, куда более сладким, чем самый чистый сон, но сначала мальчику предстояло отстрадать положенное, чтоб оставить боль позади.
Тело снова выгнулось дугой, руки с деревянным стуком упали на стол, а в следующий миг Фредерик легко скинул ладонь Бьянки и неуклюже сел. Его лицо исказилось, больше напоминая уродливую, перекрученную маску, рот распахнулся в беззвучном крике и едва подергивался, словно мертвец хотел что-то сказать, но не мог. Бьянка отшатнулась, застыла на несколько мгновений, словно пытаясь перебороть слабость и головокружение.
Кажется, что-то пошло не по плану.
Бьянка повела руками, словно вычерчивая в воздухе абстрактные окружности, и тело дернулось, маска страдания сошла с его лица, оно снова становилось спокойным и умиротворенным. Морталистка медленно обошла стол по кругу, не прекращая жестикулировать, пытаясь удержать буйный дух привязанным к телу. Ей это почти удалось. Когда она снова коснулась его лба, светлые глаза закрылись, словно Фредерик засыпал. Он уже почти улегся обратно, холодный и покорный, когда очередная судорога скрутила тело и снова скинула ладонь Бьянки.
Конвульсивно дернулась грудная клетка, невнятный стон вырвался из пересохшего горла. Фредерик дернулся, едва не свалившись со стола, уставился на Анаис. Взгляд мертвых мутных глаза пробирал насквозь, сковывал и лишал воли. Нет, Анаис не боялась кадавров — это были понятные и вполне естественные создания, управляемые волей морталистов. Но то, что девушка видела сейчас, не было проявлением воли Бьянки. Наоборот, это нечто было столь сильно, что сломило ее волю. И уже это было дико и не естественно, а потому пугало.
До дрожи.
До слез.
До холодных пальцев.
Даже действие зелья ослабло, сквозь пелену пробились эмоции и ощущения, ужас и вонь разлагающегося тела, холод и желание то ли свернуться калачиком, зажмурившись, заткнув уши, то ли убежать отсюда, и бежать, пока не сотрутся подошвы ботинок, пока не сотрутся в кровь ступни…
