— Ха! — крикнул Каспаров, от избытка чувств пустившийся в пляс. — Вот вам всем! Мы живы, мы живы, мы живы…
Хруп. И через секунду полное ужаса:
— Твою же мать!
Алёна поспешно распахнула глаза.
Г енка в дурной своей пляске не заметил детёныша вродебогомола, ощипывавшего лишайник на одном из камней. И на него наступил. Ну, как наступил… Приземлился из очередного прыжка. То есть, всмятку. Желто-зелёная кровь поганой твари красиво расплескалась по камням. Чтоб его…
— Каспаров, назад! — крикнула Алёна, стискивая кулаки, мгновенно одевшиеся багровым огнём.
Вродебогомола можно сжечь. Сжечь можно всё, что угодно. Вот только горят эти твари плохо, и даже поджаренные продолжают какое-то время переть на тебя, вытаращив глаза. Наиболее эффективное от них средство — пуля в глаз. Она валит насекомое с ног, и уже дальше оно просто вертится на земле, пока не издыхает окончательно.
Повезло, что стая оказалась маленькой, штук двадцать всего особей, включая молодняк. Повезло, что бродили под землёй всего сутки и не успели значительно ослабеть. Но на этом везение закончилось. Закончилось фатально…
На скале Алёна заметила двух стрекозников, которых тогда, в лагере, не дала подстрелить Белоглазову. Крупные… красивые… красота — первое, что бросилось в глаза. Какая-то болезненная, неземная, потрясающая красота из волшебных сказок. Назвать мордой тонкое белое личико без жвал, с огромными синими глазами ни у кого не повернулся бы язык. Но самым поразительным было даже не это.
На тонких шейках красовались плетёные ремешки с тёмно-красными бусинками на свободных верёвочках, на руке у одного красовался браслет в том же стиле… Разумные?! Разумные обитатели Сильфиды?
… Генка обернулся на Алёнин изумлённый вскрик, Генка, осатаневший от последних минут, в которые он только и делал, что стрелял в бесконечные рыла, и руки Каспарова на голом инстинкте довершили движение, послав пулю точно в глаз очередной опасности.
— Не-ет! — закричала Алёна, но бесполезно было теперь уже всё.
Время замедлило свой ход. Тело стрекозника плавно заскользило по скале вниз, вниз, бессильно хлопнули, сверкнув на солнце радужными искрами, прозрачные крылья, а Генка уже выцеливал второго, ничего не соображая от ярости. И Алёна в ужасе поняла, что не докричится, не успеет, и пулю получит второй местный абориген. Рука нащупала в кармане что-то твёрдое круглое… Мячик Тима! Девушка выдернула его и в бессильном отчаянии кинула им в Генку. Очень глупый поступок, она осознала это почти сразу…
Что произошло дальше, она так и не смогла понять, хотя запомнила на всю жизнь. Мячик размазался длинной полосой, изменил траекторию и рассыпался ворохом сверкающих искр. Второй выстрел не достиг цели, и второй стрекозник остался жить.
Алёна не была телепатом, но поднявшуюся в ментальном поле волну гнева и ярости ощутила даже она. Вродебогомолы безжалостно мстили за смерть сородича, стрекозники в этом плане ушли от них недалеко, вот только масштаб у них оказался несоизмеримо больше. Впрочем, и об этом Алёна узнала много позже…
Терминал ожил, голосом Огнева спрашивая, кой чёрт там рядом с ними происходит.
Солнце померкло, сожранное огромной тучей. Алёна ещё удивилась, откуда, ведь ничто не предвещало дождя. А через секунду поняла, что это не дождь… Не дождь, но множество крылатых тел, заполонивших собою небо. Их стрекозиное жужжание давило на уши, отдавая в затылок болью. Вылезли из пещер, неоткуда больше, ведь здесь вокруг полно пещер, до которых руки у исследователей не дошли, ограничившись только сканированием…
Через несколько минут вокруг Генки и Алёны собралась толпа. Причём толпа, мягко говоря, крайне недружелюбная. «Ведь убьют! — в отчаянии думала Алёна, прижимаясь спиной к спине Каспарова, — Убьют, и не поморщатся, они в своём праве.
А мы… А что мы? Простите нас, пожалуйста, мы больше не будем? Глупое оправдание, навряд ли его примут. Но уж и за просто так мы погибать не будем тоже!»
Алым огнём взметнулось на сомкнутых кулаках грозное паранормальное пламя. Не подходи, сгоришь! Стрекозники слаженно отшагнули назад, будто репетировали движение как для парада, скрупулёзно и долго. И в ту же секунду мозг взорвала чудовищная боль. Ни до, ни после Алёна не переживала ничего подобного. Боль была
— нервы словно превратились в расплавленный металл, прожигая насквозь всё тело. «Паранорма блокируется при ментальном подавлении», — прозвучали в сознании слова Олега Ольгердовича. Вряд ли стрекозники знали об этом. Они действовали инстинктивно и инстинктивно же попали в цель. Ни сжечь, ни ещё как-то навредить им и тем завершить чудовищную пытку не удалось.
В какой-то момент Алёна обнаружила, что корчится на камнях в судорогах, а в ушах звенит собственный дикий крик.
Зачем? Зачем? Просто убили бы, да и всё. Зачем — так?!
Боль схлынула, сознание немного прояснилось. Алёна с трудом приподнялась на локте, хватая ртом воздух, слёзы текли безостановочно. Она увидела прямо перед собой одного из стрекозников, тот опустился на одно колено, и его. Большие, сказочно, невероятно прекрасные глаза вдруг вспыхнули синим обжигающим огнём.
Алёна увидела…
… как приземлялись на планете первые челноки. Как рос и строился город Опорной Базы, подминая под себя каменистую степь. Как вновь пришедшие добывали по штучке всего, что шевелится, и анатомировали его. Как вытаптывали траву, разводили костры, убивали вродебогомолов, отражая их атаки.
… в один сжатый миг пронеслась перед глазами собственная жизнь, увиденная со стороны: последняя бесславная поездка, схватка всё с теми же вродебогомолами, и смерть одного из стрекозников, окрашенная громадным колером яростных эмоций.
Смерть, вызвавшая в памяти другие смерти. Другой огонь, другие тени, упавшие со звёзд, и другие смерти, много смертей, много разрушений, чудовищный огонь, причинивший громадную рану, которая кровоточила сквозь века до сих пор…
Алёна задохнулась, не умея закрыть свой разум от чужого вторжения. Свет померк в глазах девушки, все её чувства замкнуло. Но, окончательно проваливаясь во тьму, она поняла, что ей всё-таки ответили. Только не «зачем», а — «почему»…
Она пришла в себя в полной темноте. И очень удивилась, что до сих пор ещё жива. Что жива и не чувствует боли. Что рядом кто-то знакомый, добрый, кто-то, — о господи! — свой.
— Элен, — сказала темнота голосом Олега Ольгердовича, — просыпайтесь. Пора.
Алёна с трудом подняла веки. Страшная слабость здорово мешала радоваться жизни. Казалось, всё тело обратилось в бесформенный кисель.
Рядом действительно сидел Олег Ольгердович, в своём неизменном зелёном лабораторном костюме, и держал за руку. Его ладонь была крепкой, тёплой и надёжной. Как… как мост, спасительный канат, единственный якорь, державший разум на плаву в океане безумия.
— Где я? — тихо спросила Алёна.
