Ознакомительная версия. Доступно 50 страниц из 250
– А теперь… после Катастрофы?
– По правде говоря, я начал задумываться о том, о чем раньше никогда не думал. Зачем мы здесь? Зачем я здесь? Что все это значит? Что все это будет значить, когда меня не станет? Впрочем, найти толковые ответы я не надеюсь.
– Возможно, ты не там ищешь. Что еще осталось от твоей кучи книг?
– Научная литература, – ответил Ренфру. – Математика, квантовая физика, теория относительности, космология…
– Разве ты не говорил, что все это можно было читать с наладонников?
– Это что-то вроде учебников. Не передовой край науки, но и не безнадежно устаревшие сведения. Для кого-то это было легким чтивом.
– Похоже, именно то, что тебе нужно. Вряд ли это сильно действует на нервы. Мне казалось, ты тоже был ученым.
– Геологом, – подтвердил Ренфру. – Не нужно разбираться в тензорной алгебре, чтобы изучать камни.
– Учиться никогда не поздно. У тебя полно времени. И если начистоту, это должно быть проще, чем выучить японский.
– Наверное. Но ты так и не сказал, ради чего мне утруждаться.
Пианист посмотрел на него с внезапной серьезностью. Зеркальные стекла его очков казались окнами, пробитыми в сияющий серебряный мир.
– Ради того, о чем ты только что говорил. Ради ответов на вопросы, которые ты ищешь.
– И что, несколько учебников по физике вправду что-то изменят?
– Зависит от тебя. Все зависит от того, действительно ли ты хочешь понять. Насколько глубоко хочешь заглянуть.
Пианист снова повернулся к клавишам и начал играть «Saturday Night’s Alright for Fighting».
Пианист был прав. Все зависело от того, насколько глубоко он хотел заглянуть.
Но разумеется, дело было не только в этом. Его подстегивало что-то еще. Странно, но он чувствовал, что несет некую обязанность, словно на его плечах лежало ниспосланное свыше бремя. Он больше не сомневался, что остался последним человеком, и давно уже не надеялся, что на Земле кто-то выжил. Разве не должен он поэтому прийти к итоговому пониманию того, что значит быть человеком? Свить воедино разрозненные нити из доступных ему книг? Он знал, что у его успеха будет лишь один свидетель. Но ему казалось, что если он потерпит неудачу, то подведет миллиарды живших до него. Он почти физически ощущал, как их ожидания ложатся на него тяжким бременем из прошлого, побуждая обрести то непростое понимание, которое вечно ускользало от этих людей. Они мертвы, но он еще жив, и теперь они заглядывают ему через плечо, с нетерпением ожидая, что он решит загадку, которая оказалась им не по зубам.
– Привет, гений! – поздоровался пианист через неделю после того, как Ренфру углубился в исследования. – Еще не разгадал тайну Вселенной?
– Не валяй дурака. Я только начал.
– Ладно-ладно. Но насколько я понимаю, ты чуточку продвинулся.
На пианисте был сверкающий белый костюм и огромные очки в форме звезд. Он то и дело усмехался и наигрывал не самые удачные свои мелодии.
– Смотря что ты имеешь в виду… Если то, что я усердно читаю и пока мне все более или менее понятно… – Он пожал плечами. – Пока все просто.
– Ага.
– Но я не питаю иллюзий, что так будет всегда. Вообще-то, я прекрасно понимаю, что станет намного сложнее. Сейчас я наверстываю упущенное и даже не пытаюсь выйти за рамки существующих теорий.
– Ясно. Нечего учиться бегать раньше, чем ходить.
– Вот именно.
Пианист пробежал пальцами по клавишам, сыграв бурное глиссандо.
– Но ты же расскажешь мне о том, что успел узнать?
– Тебе действительно интересно?
– Ну конечно! Иначе я бы не спрашивал.
Он рассказал пианисту о том, что успел узнать.
Он ознакомился с двуединой историей космологии и квантовой механики, двух ветвей человеческой мысли, зародившихся в начале двадцатого века. Одна имела дело с бескрайним и древним, другая – с микроскопическим и эфемерным. Космология изучала галактики и сверхскопления галактик, движение галактик и расширение Вселенной. Квантовая механика имела дело с бурлящим, не поддающимся определению котлом субатомной реальности, в которой можно было одновременно находиться в нескольких местах, а совершенно незыблемые концепции, такие как расстояние и одностороннее течение времени, становились до неприличия гибкими.
Изучение концепций классической космологии требовало богатого воображения и способности воспринимать пространство и время как разные грани единого целого. Но стоило Ренфру сделать эту мысленную поправку – что стало немного проще благодаря практике, – как остальное сделалось лишь вопросом проработки масштаба и деталей. Он словно держал в уме архитектурный образ просторного темного собора. Поначалу требовалось громадное усилие воли, чтобы вообразить основные компоненты здания: хоры, неф, трансепты, шпиль. Постепенно, однако, эти базовые элементы закрепились в его сознании, и он смог сосредоточиться на декоре, контрфорсах и горгульях. Освоив классическую космологическую модель, он без особого труда пересмотрел свой мысленный архитектурный план, чтобы включить в него инфляционную космологию и модели, разработанные позже. Масштаб становился все грандиознее, ракурсы все смелее, но он был в состоянии представить что угодно внутри некой метафорической структуры, будь то идея галактик, нарисованных на поверхности раздувающегося воздушного шара, или «фазовый переход» воды, тающей в замерзшем бассейне.
С квантовой механикой этот фокус не прошел. Ренфру очень быстро понял, что математика – единственный способ понять квантовую механику; больше ничто не помогало. В повседневной человеческой жизни не было подходящих метафор, чтобы визуализировать корпускулярно-волновой дуализм, принцип Гейзенберга, квантовую нелокальность или любое другое парадоксальное свойство микроскопического мира. Человеческий разум просто не создал подходящих мыслительных инструментов, чтобы воспринимать квантовые концепции в сжатом виде. Попытки «понять» их в повседневных терминах были тщетными.
Ренфру было бы непросто с этим смириться, не окажись он в хорошей компании. Почти все великие мыслители, которые имели дело с квантовой механикой, так или иначе сталкивались с этой проблемой. Одни смирились, другие сошли в могилу с неотступным подозрением, что под изменчивой неопределенностью квантовой механики лежит слой привычного Ньютонова порядка.
Даже если квантовая физика была «верна», как это туманное представление о реальности согласовывалось с жесткими положениями общей теории относительности? Обе концепции на удивление точно предсказывали поведение Вселенной в областях своего применения, но все попытки объединить их провалились. Квантовая механика давала абсурдные результаты, если ее применяли к макроскопическим объектам реального мира: котам, ящикам, роялям «Бёзендорфер», сверхскоплениям галактик. Общая теория относительности пасовала, если ее применяли к крохотным объектам, будь то Вселенная через мгновение после Большого взрыва или бесконечно плотное и бесконечно компактное ядро черной дыры.
Ознакомительная версия. Доступно 50 страниц из 250
