Руби посмотрела поверх головы Равены, потом спросила:
— А где Рил? — и тут же предположила: — С тятей говорит, небось?
«Так вот чему ты обрадовалась? — улыбнулась про себя Равена. — Решила, что я пришла с Рилом?»
— Я одна, — поспешила объяснить Равена, хоть ей и жаль было огорчать Руби, чьи глаза уже высматривали Рила, но никак не находили. — Рил в отъезде. Но сегодня уже должен приехать. Наверняка поспешит тебя навестить.
— Хорошо бы, — улыбнулась Руби, снова отводя пустой взгляд к цветнику. — Тоскливо без него.
Потом вдруг догадалась спросить:
— Но если ты не с Рилом, то почему пришла? — Ее глаза раскрылись чуть шире, словно от понимания чего-то важного. — Может быть, тебе тоже грустно от того, что Рил уехал? Не грусти — он вернется. Рил всегда возвращается.
Равена улыбнулась: Руби ее сейчас утешает?
— Я не грущу, не беспокойся обо мне, — сказала она. — Хотя…
Руби мгновенно уловила перемену в ее настроении.
— Что-то случилось?
— Я чувствую себя виноватой перед Рилом, — призналась Равена.
— Виноватой? — переспросила Руби. — Ты обидела его?
Равена задумалась.
— Он был добр ко мне, — наконец ответила она. — И очень помог. А я не смогла ответить ему тем же.
Руби помолчала, потом спросила:
— Почему не смогла?
— Потому что… — Равена запнулась, не зная, как ответить на этот вопрос.
Вряд ли Руби обрадуется, если узнает, что Рил предложил Равене стать его женой. И ни к чему ей знать, решила Равена. Ни к чему лишние страдания.
— Сложно объяснить, — улыбнулась она беляве. — Но не будем обо мне. Я ведь на самом деле просто пришла тебя проведать.
— Ради меня пришла? — удивилась Руби.
Равена кивнула. Пусть сейчас она была не совсем искренна, и пришла вовсе не ради белявы, но иногда маленькая ложь добрее никому не нужной правды.
— Я так рада! — воскликнула, оживившись, Руби.
Глядя, как улыбаются бескровные губы девушки, Равена чувствовала, что ее сердце невольно сжимается от жалости.
Может быть, Рил рядом с ней чувствовал то же самое? Жалел Руби, а потому хотел защитить ее? Но ведь Руби не всегда была больна. Белява съедала человека зачастую очень быстро — за несколько месяцев. В лучшем случае она позволяла своей жертве жить года два-три. А Рил рассказывал, что с Руби они дружат с детства.
— А как так получилось, что вы с Рилом стали друзьями? — спросила Равена. — Прости, что спрашиваю, но не могу унять интереса. Ваше с ним положение очень разное, и все же он сильно привязан к тебе и твоему отцу. Как так вышло?
— Не извиняйся, все хорошо, — уверила ее Руби. — Конечно, любому покажется необычным, что сын Главы Клана Лисов заботится о такой простой девушке, как я. Если хочешь, я расскажу тебе.
Равена кивнула.
— Очень хочу.
Руби снова улыбнулась.
— Я люблю об этом вспоминать, — сказала она. — Каждый раз вспоминаю — и радостно становится. Теперь трудно представить, что Рила могло не быть в моей жизни…
— Ребенком я заблудилась в лесу, зашла слишком далеко, — начала рассказ Руби. — Я была неосторожна и не заметила яму. Провалилась в нее, а выбраться не могла — глубокая яма попалась. Помню, была так напугана, что стала плакать. Долго плакала. И все смотрела вверх — на островок голубого неба над головой, который казался очень далеким.
Помню, сама себя пугала, вспоминая рассказы соседей о людях, чьи кости находили на дне таких лесных ям. Представляла себе, как мой отец будет долго меня искать, а потом найдет эту яму и мои кости на дне — и начинала плакать еще сильнее. И так измаялась от рыданий, что уснула. А когда проснулась и подняла голову вверх — на меня смотрели удивительные желтые глаза. Яркие, как солнце. Это было первое, что я увидела, и только потом осознала, что на краю ямы стоит белый лис с семью хвостами.
Он был очень молодой, я это сразу поняла. Я однажды видела больших белых лисиц — отец объяснил мне, что это Клан Лисов. Но этот был намного меньше, хотя с обычным лесным лисенком ни за что не спутаешь.
Я не успела ничего сказать, просто смотрела на него, как он вдруг прыгнул прямо в яму — на меня.
Руби тихонько рассмеялась.
— Как я испугалась тогда! А он налетел на меня белым вихрем, поддел носом и каким-то чудом закинул себе на спину. Его пушистые хвосты вскинулись вокруг меня, окружили, словно оберегали, чтобы не упала. И со мною на спине он взлетел вверх, резво выскочив из ямы.
— Взлетел, — повторила Руби с мечтательной улыбкой, — для меня это тогда выглядело именно так. Мне эта яма казалась такой глубокой — не выбраться. А он поднял меня на поверхность мгновенно и легко — словно он был ветром, а я маленьким тополиным листком.
А когда я соскользнула с его спины на землю, он вдруг превратился в мальчика. Необыкновенного мальчика — с волосами цвета снега и глазами цвета солнца. Он присел прямо передо мною и подался вперед. Сейчас я думаю, что он просто хотел убедиться, что со мной все хорошо, но я подумала: а вдруг он сейчас опять превратится в лиса и съест меня — и опять заплакала. А успокоившись, обнаружила, что мальчик исчез. Я озиралась вокруг, на этот раз испугавшись, что снова осталась одна, как он вдруг спрыгнул откуда-то сверху прямо передо мной. Снова присел напротив меня и протянул в сложенных лодочкой ладонях целую пригоршню земляники.
Руби улыбнулась еще шире — бескровное лицо ее в этот миг казалось Равене по-настоящему счастливым.
— Я набросилась на землянику и жадно ела ягоды прямо из его рук. Они казались такими сладкими, что я совсем не старалась есть аккуратно. А мальчик вдруг, глядя на мое испачканное соком ягод лицо, засмеялся — вот уж от души его развеселила, — и сказал: «Ты такая смешная». А потом добавил: «У лисиц из нашего клана шерсть белая, а у лесных лисиц рыжая, но Клан Лисов очень благоволит этому зверю. Они всегда были под нашей защитой, как младшие братья. Ты похожа на маленькую лисичку, поэтому теперь я буду тебя всегда защищать».
Руби, не переставая улыбаться, сомкнула веки, спрятав от взгляда Равены белые яблоки глаз.
— И Рил ни разу не нарушил слова, — сказала она. — Всегда заботился обо мне, оберегал. Никогда не позволял долго грустить, всегда умел заставить меня улыбнуться. А если исчезал на время, всегда-всегда возвращался.
Равена слушала завороженно и думала:
«Как же ты не видишь этого, Рил? Ведь твоя привязанность к Руби куда глубже, чем ты говоришь. Кого ты пытался обмануть: меня или себя — когда делал мне предложение стать твоей женой? Может быть, ты и сам не понимаешь, как много она для тебя значит?»
— В детстве, — продолжала тем временем Руби, — имя Сирил казалось мне сложным. Я была привыкшей к простым именам — у всех в округе были такие. Поэтому называла Рила по-простому. Когда я стала старше, его имя перестало казаться мне таким сложным, но он всегда говорил, что только я называю его Рилом — больше никто. Это делало меня счастливой, потому что я могла думать: «Я особенная для него».
