Он побрел по коридору, вышел в холл, а оттуда, распахнув двери — на крыльцо. В лицо дохнуло свежестью теплой эрифрейской зимы. Из-за черепичных крыш показалась малиновая горбушка восходящего солнца, и где-то неподалеку весело запела синичка. Он набрал полную грудь воздуха, выдохнул. Он ведь не сможет не спать до тех пор, пока Магистр изволит дать знак. Глупо вот так…
И все равно не спится.
Тело двигается как на шарнирах, в глаза словно песка натрусили, а сознание… мечется суматошно, все ищет выход, не находит — и мучается, бьется в агонии…
— Ниат, — позвали его сзади.
Телора.
Ему даже оборачиваться не хотелось, потому что — ну какой толк в том, что сейчас она будет смотреть на него с укором или, того хуже, требовать вернуть "принцессу"?
Принцесса и сама чуток виновата в происходящем. А выходит, что все равно — самый виноватый — это Мариус Эльдор.
— Ниат Эльдор, — упрямо повторила женщина, — пожалуйста…
Мысленно застонав, Мариус все же обернулся. Лучи восходящего солнца болезненно мазнули по воспаленным глазам, и потому Телора сперва показалась нелепой мешаниной рыжих и серых пятен.
— Что вам? — устало спросил он.
Из-за широкой юбки матери выглядывала Лива, вокруг ее тонкой шейки разлегся белый пушистик. Тварь роя, призванная Алькой в совершенно безобидное тельце.
— Вы знаете, где принцесса? — без обиняков спросила Телора, глядя на Мариуса так, словно он был достоин виселицы, но при этом счастливо ее избегнул.
— Не знаю, — глядя в ее темные глаза, честно ответил Мариус.
Надоело все это… до зубовного скрежета.
А самое противное, что он совершенно не понимал, почему должен чувствовать себя виноватым. В конце концов, это не он выпустил Магистра…
"Но именно твое нежелание и неспособность объяснить происходящее и послужили этому причиной".
Чувство вины… не отпускало, прочно запустило в душу кривые когти-лезвия.
— Лива говорит, что Шмяк может вас отвести туда, — очень спокойно сообщила Телора.
— Шмяк? — Мариус поймал себя на том, что глупо улыбается.
— Ну да, вот этот, белый, — все так же размеренно, словно говорила с умалишенным, сказала Телора.
В этот момент Лива выскочила вперед, отчаянно жестикулируя и заглядывая в глаза. Белый пушистик, почему-то названный Шмяком, всполошился, захлопал кожистыми крыльями, замахал хвостом с мягкой кисточкой на конце, издавая при этом тихое похрюкивание.
Мариус опустился перед девочкой на колени. Посмотрел на Энолу.
— Я… не понимаю. Не понимаю.
— Она говорит, что Шмяк чувствует прежнюю хозяйку. А еще он чувствует, как ей плохо и рвется туда. Надо за ним.
— За ним? — одновременно хотелось рыдать и смеяться. Бедное, наивное дитя. Куда — за ним? В портал? Или пешком?
Он даже не сразу понял, как за спиной Телоры вырос Кьер. Опустив руку на плечо женщины, Кьер заставил ее отодвинуться, сам подошел вплотную к девчушке, затем протянул руку к Шмяку, и пушистик внезапно вспорхнул вверх, уселся на плечо Кьеру.
— Девочка дело предлагает, — тихо сказал он, — магистр… это наш шанс. Мы полетим туда вместе, вслед за этим маленьким… архааном. Только нам понадобится еще один, чтобы сесть на него.
Мариус вздохнул. Среди бывших крагхов, в окружении их странной магии, он попросту чувствовал себя дураком. Впрочем, ввиду обстоятельств, это даже не злило.
Он указал на Шмяка.
— То есть это — архаан? Он умеет ходить сквозь пространство?
— Ну да, — Кьер пожал плечами, — я чувствую в нем суть архаана. Это принцесса его в таком виде призвала?
Оставалось только молча кивнуть.
— Тогда надо собираться, — продолжил Кьер, — скажите, магистр… я могу призвать еще одну тварь к вам на задний двор?
— Почему вы спрашиваете, — выдохнул Мариус.
Он поднялся на ноги, потер лицо и, чувствуя, что кровь начинает быстрее бежать по жилам, шагнул обратно в дом.
— Энола. Энола, давайте сюда ваши артефакты, — крикнул он, подходя к кабинету, — мы отправляемся.
…Через час во внутреннем дворике разлегся тот самый архаан, о котором столько было говорено. Мариуса передернуло от отвращения, однако, виду не подал, полез на тварь вслед за Кьером. Энола, Телора и Лива, Бертран и Аманда — все стояли у черного хода. Шмяк все гнездился на плече Ливы, и она гладила его по мягкой шерстке. Потом, когда уселись, Кьер поманил маленькую тварь к себе, и Шмяк послушно перелетел на широкое плечо мужчины.
— Ну, что, — задумчиво произнес Кьер, — да ниспошлет нам Пастырь удачу.
И что-то сказал тварям, что-то на неизвестном Мариусу языке.
Шмяк взлетел, смешно трепеща маленькими крыльями.
Пространство начало лопаться, трескаться, раздираемое откуда-то изнутри зеленоватым светом. Дыра постепенно ширилась, Шмяк на несколько мгновений завис перед ней, а затем нырнул прямо в призрачное свечение. Мариус едва успел схватиться за клочковатую серую шерсть, когда большой архаан резво рванул следом.
Свет.
Темень.
Снова свет, рассеянный, но при этом все равно режущий глаза.
— Магистр, — крикнул впереди Кьер, — давайте же, ну?
Он едва успел сфокусировать зрение, все же архааны ходили совсем не такими порталами, к которым Мариус привык.
Но когда смог разглядеть хоть что-то, инстинктивно рванул с шеи висящей на шнурке артефакт.
Под ними и чуть впереди зависшего в воздухе архаана, среди камней, замерли две человеческие фигурки. Одна из них неподвижно лежала, разбросав тонкие руки в стороны. На светлых обрывках одежды темнели кровавые пятна. А над ней склонялось нечто в сером балахоне, с паклей спутанных темных волос. Оно, это нечто, стояло на четвереньках, и последним, что успел увидеть Мариус, было то, как нечто рвануло в разные стороны остатки одежды неподвижной Альки и склонилось к ее животу. После этого взгляд застлало кровью, и он попросту наощупь активизировал артефакт.
Рывок. Куда-то вперед и вниз.
— Магистр. Магистр.
Из полузабытья его снова выдрал оклик Кьера.
Мариус проморгался, мотнул головой. Сообразив, что архаан уже на полу большого грота и распластал крылья, Мариус соскользнул вниз. Перед глазами маячило распростертое на камнях тонкое тело Альки, его любимой девочки — изломанное, окровавленное, разбитое — и он что есть сил побежал к нему.
Он даже не думал о том, сработал ли артефакт Энолы. Наверное, сработал… Сердце выпрыгивало из груди, он рухнул рядом с Алькой, едва почувствовав боль в коленях.
— Алайна.
Первым порывом было схватить ее в охапку, но Мариус, подвывая, прокусывая губу, отшатнулся.