Она промолчала.
— Да.
— Если и Захари будет мучить совесть, я убью и его. У вас та же проблема, Мэри... боитесь, что вас будет мучить совесть?
— Я просто забочусь о своем сыне.
— Убив Захари, я возьмусь за его жену. Ее зовут Лаура, не так ли?
Мэри наконец-то спросила: «Кто вы?» — хотя «кто» в вопросе больше тянуло на «что». Она уже поняла, что ничего человеческого в ее незваном госте не было.
— Роберт Кесслер. Помните? Вы можете называть меня Боб. Или Бобби, если хотите. Только не Роб. Не нравится мне имя Роб.
Женщина вроде бы сохраняла уверенность в себе, но зернышко страха в ней уже дало прекрасные всходы.
— Если и Лаура будет придерживаться тех же идиотских моральных принципов, тогда я изнасилую ее и убью, после чего займусь Наоми. Сколько лет Наоми?
Мэри не ответила.
— Дорогая, я знаю, это трудно, вы только что резали яблоки, пели старые песни, отлично проводили время, а тут такое. Но скажите мне, сколько лет Наоми, а не то я прямо сейчас вышибу вам мозги.
— Семь. Ей семь.
— Если я попрошу семилетнюю девочку попросить ее дядю Тима спасти ей жизнь, она согласится? Я думаю, согласится. Я думаю, она будет плакать, рыдать и умолять, и она разорвет дядино сердце. Он отдаст мне эту паскуду и, возможно, убьет ее сам, чтобы вернуть маленькую племянницу живой и невредимой.
— Хорошо, — смирилась Мэри.
— Нет.
Обойдя стол, Крайт прошел к раковине, взял несколько бумажных полотенец, одно чуть смочил водой.
Улыбнулся, когда влажным полотенцем вытирал ей лицо, а сухим собирал яблочные дольки с ее одежды, она ни разу не дернулась, чтобы не доставлять ему удовольствие.
Собрал он и дольки, что валялись на полу, все бросил в мусорное ведро.
Снова сел за стол.
— Мне нравится ваш дом, Мэри. Я бы с радостью пожил в нем несколько дней, если бы не картина в гостиной, с этими поганцами, бегущими по берегу. Мне бы пришлось разрезать ее на куски и сжечь в камине, иначе я бы по ночам просыпался с криком только от того, что нахожусь в одном доме с нею.
Глава 55
Некоторые утверждают, что нынешняя молодежь плохо образована и недостаточно трудолюбива, но один из ее представителей попытался доказать, что это не так, затратив немало усилий, чтобы выбить ругательство на бетонном столике для пикника, и написал его правильно.
Тим и Линда сидели на скамье спиной к столику, наблюдали за людьми, которые катались на роликах, за собаками, которых прогуливали хозяева, парочками, идущими рука об руку, священником, который на ходу читал требник, обкурившимся мужчиной лет пятидесяти, который пытался завести душевный разговор с какой-нибудь из пальм.
Она терпеливо ждала, и Тим наконец-то заговорил:
— Значит, так. Я расскажу об этот только раз и без особых подробностей. У тебя появятся вопросы, и это нормально. Но когда я на них отвечу, больше мы к этому возвращаться не будем. Если когда-нибудь, даже через много лет, мы познакомимся с новыми людьми и ты скажешь: « Тим, расскажи им, что ты тогда делая», ничего из этого не выйдет. Потому что я не расскажу.
— «Через много лет». Мне нравится, как это звучит. Хорошо. Один и только один раз. Ты точно знаешь, как раздразнить любопытство. Может, тебе стоит начать писать книги, а мне — класть кирпичи?
— Я серьезно, Линда.
— Я тоже.
Он глубоко вдохнул, выдохнул, снова вдохнул... и тут зазвонил его мобильник.
Линда застонала.
Личный мобильник — не одноразовый. На экране номер не высветился.
— Это он, — Тим нажал кнопку приема звонка.
— Как моя девочка? — спросил киллер.
Наблюдая за чуть покачивающимися ветвями деревьев, Тим молчал.
— Ты уже трахнул ее, Тим?
— Я отключу связь до того, как ты сможешь засечь мое местоположение, — ответил Тим, — так что говори побыстрее, что тебе нужно.
— Много говорить нам не о чем, Тим. Ты включил громкую связь?
— Нет.
— Хорошо. Тебе не захочется вводить эту паскуду в курс дела. Но у нас громкая связь включена, и Мэри хочет с тобой поговорить.
— Какая Мэри?
— Тим? — раздался голос его матери.
— Господи!
Солнце внезапно стало слишком ярким, воздух — слишком вязким, чтобы дышать им, Тим поднялся со скамьи.
— Будь самим.собой, дорогой.
— Мама. Господи.
— Будь самим собой. Ты меня слышишь?
Он не мог говорить. Линда тоже вскочила. Он не мог заставить себя посмотреть на нее.
— Будь самим собой, — в третий раз повторила его мать, — и все образуется.
— Если он причинит тебе боль...
— Я в порядке. Я не боюсь. Ты знаешь, почему я не боюсь?
— Я тебя люблю.
— Ты знаешь, почему я не боюсь, дорогой? Она куда-то направляла разговор.
— Почему?
— Потому что сижу здесь и думаю о тебе и Мишель. Тим замер.
— Я хочу быть здесь на твоей свадьбе, дорогой.
— Ты будешь. Обязательно будешь.
— Она такая милая. Идеальная для тебя пара.
— Она напоминает мне тебя.
— Я обожаю кольцо, которое она мне сделала.
— Скажите ему, Мэри, — нетерпеливо вмешался киллер.
— Я прямо сейчас смотрю на это кольцо, дорогой, и оно дает мне надежду.
— Мэри, — предупредил киллер.
— Тим, пожалуйста, Тим, я хочу вернуться домой.
— Что он сделал? Куда он тебя отвез?
— Он хочет заключить с тобой сделку.
— Да, я знаю, чего он хочет.
— Дорогой, я не знаю, кто эта женщина, которая ему нужна.
— Я допустил ошибку, мама. Большую ошибку. — Думай обо мне и Мишель. Я тебя люблю.
— Все будет хорошо, мама.
— Будь собой. Поступай, как считаешь правильным.
— Я верну тебя домой. Клянусь.
— Я отключил громкую связь, Тим, — сообщил ему киллер.
— Не трогай мою мать.
— С твоей матерью я сделаю все, что захочу. Мы в безлюдном месте, никто не услышит ее криков.
Тим лихорадочно искал, что ответить, но не нашел. И промолчал.
