Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
Перейдем к технике болевых и калечащих наказаний, прежде всего к наказанию кнутом. За исключением казни полковника Грузинова в 1800 году, наказание кнутом не преследовало цели убийства преступника. При кнутовании приговоренного взваливали на спину помощника палача или привязывали к «кобыле» или столбу посредине площади. Англичанин Джон Говард в 1781 году видел в России казнь кнутом мужчины и женщины: «Женщина была взята первой. Ее грубо обнажили по пояс, привязали веревками ее руки и ноги к столбу, специально сделанному для этой цели, у столба стоял человек, держа веревки натянутыми. Палачу помогал слуга, и оба они были дюжими молодцами. Слуга сначала наметил свое место и ударил женщину пять раз по спине… Женщина получила 25 ударов, а мужчина 60. Я протеснился через гусар и считал числа, по мере того, как они отмечались мелом на доске. Оба были еле живы, в особенности мужчина, у которого, впрочем, хватило сил принять небольшое даяние с некоторыми знаками благодарности. Затем они были увезены обратно в тюрьму в небольшой телеге».
По данным середины XVIII – начала XIX века «кобыла» представляла собой «толстую деревянную доску, с вырезами для головы, с боков для рук, а внизу для ног». Она «поднималась и опускалась на особом шарнире так, что наказуемый преступник находился под удобным для палача углом наклона. Палачи клали преступника на «кобылу», прикрепляли его к ней сыромятными ремнями за плечи и ноги и, пропустив ремни под кобылу чрез кольцо, привязывали ими руки, так что спина после этой перевязки выгибалась». До появления «кобылы» кнутование проходило на «козле». Как выглядело это орудие, неизвестно, и сказать точно, когда «кобыла» вытеснила «козла», мы не можем. По некоторым данным, в провинции били кнутом на перевернутых дровнях.
Вместе с тем в течение XVII века и почти всего XVIII века использовалась и техника битья кнутом на спине. Преступников раздевали до пояса и клали на спину помощника палача, который держал его за руки. Ноги же связывали веревкой, и ее крепко держал другой человек, чтобы преступник не мог двигаться. За осужденным в трех шагах стоял палач и бил его длинным и толстым кнутом. «На спине» секли Н. Ф. Лопухину и А. Г. Бестужеву в 1743 году. Уильям Кокс, наблюдавший кнутование в 1778 году, писал, что к ногам преступника привязывали гири. Была и третья разновидность казни кнутом – «в проводку», то есть на ходу, когда преступника, водя по оживленным торговым местам, при движении били кнутом. Такое кнутование называли также «торговой казнью».
Разные виды битья могли сочетаться. В этом случае в приговоре отмечалось: «Бить на „козле“ кнутом и в проводку». Так, кажется, поступали в екатерининское время с самозванцами. В 1773 году сибирский губернатор Чичерин предписал самозванца Г. Рябова и его сообщников, «начав с острога, и по всем переулкам [Тобольска] сечь кнутом и, вырезав ноздри, сослать в Нерчинск вечно в ссылку с таким притом повелением, чтобы во всяком от Тобольска городе чинить им наказание кнутом же». Казнь «в проводку» была отменена только в 1822 году.
Как и при отсечении головы, кнутование сопровождалось своими ритуалами и обычаями: «Начинал сперва стоявший с левой стороны палач: медленно поднимая плеть, как бы какую тяжесть, он с криком „Берегись, ожгу!“, наносил удар, за ним начинал свое дело другой. При наказании наблюдалось, чтобы удары следовали в порядочном промежутке один подле другого». Как и при допросах, могли использоваться различные техники кнутования. После наказания палача следовало благодарить, что не изувечил сильнее, чем мог.
Битье кнутом – пожалуй, самый распространенный вид экзекуции в России XVIII века. Причина такой «популярности» телесного наказания не только в принятом во всех странах XVIII века весьма жестоком обращении с человеком, но и в особенностях политического и социального порядка, установившегося в России после утверждения в ней самодержавия и крепостничества. Безграничная власть государя делала всех подданных равными перед ним и… кнутом. Исследователи начиная с М. М. Щербатова отмечают отсутствие в общественном сознании допетровской России (да и при Петре) ощущения позора от самого факта публичных побоев и телесных наказаний человека на площади. Лишь с утверждением при Екатерине II дворянских сословных ценностей и усвоением дворянами норм западноевропейской дворянской чести это чувство, как и соответствующие им нормы права, появились в России.
Бесспорно, что телесные наказания стимулировало и крепостное право. Как писала в своих записках Екатерина II, в 1750 году в Москве не было помещичьего дома, в котором отсутствовала бы камера пыток и орудия истязания людей. Связь системы наказаний в помещичьих поместьях и в государстве была прямой и непосредственной – ведь речь шла об одних и тех же подданных. Одновременно нельзя не согласиться с теми учеными, которые отмечают в Петровскую эпоху не только резкое усиление жестокости наказаний, но и значительное увеличение наказаний в виде порки различных видов. Можно говорить о целенаправленной политике запугивания подданных с помощью «раздачи боли» (выражение В. А. Рогова). Пример такого отношения к людям подавал сам Петр I, чья знаменитая дубинка стала одним из выразительных символов эпохи прогресса через насилие в России.
Исторические материалы однозначно свидетельствуют, что «кнутование» было одним из самых жестоких наказаний. Смертный исход после наказания кнутом был очень частым. Уильям Кокс, педантично изучавший проблему наказания кнутом в России, считал, что наказание кнутом было лишь одним из видов смертной казни, причем весьма мучительной. Он писал, что приговоренные «сохраняют некоторую надежду на жизнь, однако им фактически приходится лишь в течение более длительного времени переживать ужас смерти и горько ожидать того исхода, который разум стремится пережить в одно мгновение».
Калечащий характер кнутования учитывался при вынесении приговора. По именному указу 25 июня 1742 года крепостным-рекрутам при наказании за ложное «слово и дело» разрешалось использовать вместо кнута плеть. Вынося приговор о кузнеце Архипе Тимофееве, судья заколебался и постановил: «Ежели годен в службу, то, учиня в кузнечном ряду наказание плетьми, а ежели негоден – кнутом».
Очень редко в приговорах сказано о числе ударов кнутом, которые предстояло вытерпеть преступнику. 30 ударов кнутом получил по приговору «Бить кнутом нещадно» школяр Лукьян Нечитайло из Глухова в 1722 году. Когда в 1752–1753 годах наказывали взбунтовавшихся работных людей Калужской провинции, то по приговору о «нещадном наказании кнутом» преступники получали 50 ударов, а при наказании по приговору просто «кнутом» давали всего 25–30 ударов. Таким образом, «нещадное наказание» кнутом в XVIII веке составляло не менее 30 ударов.
Никаких критериев в определении силы удара кнутом не существовало. Часто встречающееся в приговорах понятие «нещадно» ни по числу, ни в силе ударов не было регламентировано. Жестокость наказания кнутом во многом зависела от угла наклона «кобылы», от расстояния, с которого бил палач, но более всего от воли старшего экзекутора и палача. Как вспоминал пастор Зейдер, которого вели на эшафот, его мрачные мысли были прерваны палачом, который потребовал денег. «В кармане у меня было всего несколько медных денег, но в бумажнике было еще 5 руб. Доставать их было неудобно, это могло привлечь внимание, поэтому я снял часы и, отдавая их, сказал как только мог яснее по-русски: „Не бей крепко, бей так, чтобы я остался жив!“ – „Гм! Гм!“ – пробурчал он мне в ответ».
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
