Дверь библиотеки оказалась закрытой на ключ – неудивительно, если учесть, чтó там помещено на временное хранение. Но у Аби, как у сотрудника Семейного офиса, был мастер-ключ. Прежде чем открыть дверь, она посмотрела в обе стороны коридора, хотя ничего предосудительного не делала: библиотека входила в круг ее обязанностей. Конечно, ей никто не давал указаний сделать это. Но почему не проявить инициативу?
Кто-то здесь уже побывал – ящик был открыт, и вещь извлечена.
Той вещью, к которой здесь, в библиотеке, Аби хотелось прикоснуться, было кресло канцлера Великобритании, республики Равных. Его привозили в Кайнестон каждый год для третьих дебатов. Оно оказалось меньших размеров и более великолепным, чем представляла Аби.
Кресло было развернуто по направлению к камину. За семь столетий службы на благо Британии дубовое кресло потемнело и приобрело специфический блеск и теперь казалось сделанным из черного дерева.
Аби осторожно приблизилась. Кресло, подобно одушевленному существу, излучало ауру королевского величия.
Фигурки людей и животных, вырезанные на задней стороне спинки кресла, потеряли четкие контуры. Но это не умаляло красоты резьбы. Аби нагнулась, рассматривая сюжеты. Дракон. Фигура человека с короной на голове. Крылатая женщина с мечом в руке. Солнце в окружении звезд. Волнистые линии – должно быть, имитация воды; хотя, возможно, они имели и совершенно иной смысл.
Аби протянула руку. Она колебалась точно так же, как несколько месяцев назад, стоя у стены Кайнестона, но затем осмелилась и провела пальцами по изысканной резьбе. Ладонью погладила треугольником возвышавшуюся спинку кресла, спустилась к подлокотнику.
И вдруг… едва не вскрикнув, отпрянула и едва не свалилась в камин.
В кресле кто-то сидел.
– Следует быть осторожной, Абигайл, – с упреком в голосе произнес человек, задумчиво сидевший в кресле, закинув ногу на ногу. – Мне бы не хотелось отвлекаться на то, чтобы вытаскивать тебя из огня.
Сильюн Джардин смотрел на нее спокойно и даже мягко.
– У меня чуть сердце не разорвалось! – едва справившись с испугом, выпалила Аби. – Что вы здесь делаете? Проверяете, подходит ли вам по размеру кресло?
Если бы существовало руководство «Как рабы не должны разговаривать со своими хозяевами», то сказанное ею только что было бы написано на первой странице крупными буквами. Аби кинулась извиняться, но Сильюн только отмахнулся:
– Вовсе не подходит. Я не наследник. И даже не второй в очереди, хотя, осмелюсь заметить, отец предпочел бы меня Дженнеру – если бы до такого дошло. Нет. Я никогда не стану канцлером. Однако это кресло не всегда было креслом канцлера.
В подтверждение своих слов Сильюн постучал каблуками по осколку каменной плиты, на которой стояло кресло. Некогда это был коронационный камень британских монархов, разбитый Ликусом Убийцей Короля.
На что Сильюн намекает? Аби знала, что он имеет в виду, но говорить об этом с посторонним – безумие. Даже для Сильюна.
– Полагаю, вы не собираетесь восстановить монархию, – сказала Аби. – Не кажется ли вам, что момент для этого давно упущен?
– Разве мой брат не дает тебе уроков истории? – спросил Равный. – О, прости мне мою глупость: ему ведь больше не разрешают поддерживать с тобой свободных, братских и равных отношений. Ничего сверх скучных разговоров о скрепках и счетах. Так приказала мама. В таком случае позволь мне преподать тебе один урок. Я знаю, Абигайл, ты любишь историю. Помнишь: те, кто не извлекает уроков из истории, обречены повторять ошибки, уже кем-то совершенные?
Сильюн легко спрыгнул с кресла.
Взглядом Аби следила за Сильюном, а мысли ее зацепились за брошенную фразу. Дженнер не по собственной воле держит с ней дистанцию. И в сердце встрепенулось чувство – волшебное, как сам Дар.
Надежда?
Сильюн, казалось, ничего не заметил. Заложив руки за спину, он внимательно рассматривал резьбу, которую только что изучала Аби.
– Ты слышала о Вундеркайнинге – короле-чудотворце и предводителе рода? Если ты о нем ничего не знаешь, я отнесусь к этому благосклонно, потому что даже среди Равных мало кто о нем слышал. Он герой легенд. Опасный герой. Его дважды пытались стереть из народной памяти, объявляя выдумкой. Я же верю, что он действительно жил. Никто не станет беспокоиться о том, чтобы запрещать и вымарывать из народной памяти выдуманного персонажа.
Сильюн наклонился и провел пальцем по фигурке человека в короне:
– Он жил в то темное время, которое пропастью легло между Римской Британией и моментом, когда у нас возникла письменность и мы начали сами записывать свою историю. У него был Дар. Сохранились сказания, как он встречался со странными и чудесными существами, сражался с великанами и посещал другие миры.
После его смерти – я бы сказал, исчезновения, потому что не сохранилось ссылок или описаний его смерти, – никогда больше не было правителя, владеющего Даром. Таким образом, все легенды о короле-чудотворце последующие монархи старательно пытались предать забвению. Им надевали на голову корону, но Дара у них не было, и они не хотели на его фоне выглядеть блекло. После славной Революции Равных все наши правители владеют Даром, но не имеют короны. Так что люди во власти до сих пор не хотят слышать о нем, ведь он имел и то и другое.
– И он здесь, – удивилась Аби, – прячется на виду у всех.
– Именно так, – улыбнулся Сильюн. – В библиотеке Орпен-Моута хранился единственный экземпляр самой древней книги «Явление чудес: сказания о Короле». А вот здесь, на спинке кресла, его изображение. Я в этом уверен. Он смеется над каждым, кто сидел в этом кресле, включая моего отца.
Аби выпрямилась. Все было так интересно. Но разговор о древних книгах, утраченных знаниях и короле-чудотворце не мог погасить в ней страстного желания узнать нечто большее.
Не слишком ли разозлится Юный Хозяин, если она его об этом спросит? К сожалению, у нее не было выбора, потому что никто, и особенно Дженнер, не хотел говорить на эту тему.
– Ваш брат… – начала Аби. – Вы сказали, что вашему брату…
Уфф… Она никак не может сформулировать мысль, а еще Собаку пытается научить говорить.
– Не разрешается общаться с тобой? Да. – Сильюн небрежно махнул рукой. – Мать с отцом беспокоятся – его и без того можно счесть наполовину простолюдином – и пресекают все, что в их глазах выглядит как симпатия к таким, как ты. Симпатия – это самое подходящее слово в данном случае, не так ли, Абигайл?
В голосе Сильюна явственно читалось лукавство, и Аби покраснела от смущения, но сдаваться не собиралась.
– И в этом вся причина? Изначальное категоричное неодобрение? Я думала иначе. Дело в том, что я не помню один из вечеров. И беспокоюсь: возможно, я сделала что-то не так и это стало причиной запрета.
– Не можешь вспомнить? Кто-то почистил твою голову без разрешения? Как невежливо! Я мог бы выяснить, кто это сделал, – если, конечно, ты не будешь возражать.
