«Если кто-то придет просто так, я не открою. Пусть идут к Циммерману, за два квартала. Сегодня меня нет ни для кого. Имеет право и Артур Карлович на отдых. Он тоже человек, а не марионетка, бесстрастно взирающая на обнаженную плоть красавиц…»
Он медленно встал и прихрамывая побрел в свой кабинет. Дошел до кушетки, на которой еще недавно лежала Людочка, и упал на нее, вдыхая частички ее аромата. На белой простыне остался один русый и длинный волос. Он бережно взял его в руки и положил на салфетку. Потом, будто вспомнив что-то важное, бросился в уборную. Там, возле деревянной скамьи, прямо на полу, валялось мокрое полотенце, которым вытиралась ОНА. Артур Карлович прислонил его к лицу и принялся судорожно вдыхать мокрую влагу. От полотенца не пахло Людочкой. Оно пахло стиральным мылом…
Он снова вернулся на кушетку. Лег на нее. Зажмурил глаза. Пальцы мысленно ощутили теплоту ее тугого и нежного тела, шелковую кожу гладких бедер и торчащих грудей.
«Femĭna nihil pestilentius![53] Господи, как я хочу эту женщину! Только бы этот негодяй не вошел в нее… Пусть насилует ее сзади, как пугливый гимназист юную прачку. Я буду первым ее мужчиной. Настоящим мужчиной. Мужем. Я войду в нее, как и должно. От меня она родит первенца! От меня… О боги, почему я не потрогал пальцами ее лобок? Какой он на ощупь? Там нет ни одного волоска, а кожа гладкая… Наверное, она мягкая, словно лепесток белой розы… Я бы никогда не заставил ее все сбривать. Зачем все это? Но мне нравится она в любом виде… Ну, почему я не потрогал ее там?»
Его пальцы снова сжались до побеления. Перед глазами снова возникла ее фигура, склоненная для клизмы. Розовая звездочка чистого ануса, алебастровые ягодицы… Раздвинутые для него…
«Я войду в нее также, сзади, в первый раз. Только в ее девственную вагину. Только бы этот негодяй ее не испортил!» – снова фантазировал Нойман.
Потом он резко сел, откинулась пола длинного халата, рука потянулась к пуговицам на штанах. Он расстегнул их и быстро снял брюки. Снял их полностью и бросил на стул. Взгляд задержался на собственных худых и бледных ногах, покрытых длинным волосом. Почти у самого паха белел еще один, неровный шрам – еще одно напоминание об генерале и Алешеньке.
«А если бы он попал на пару дюймов выше? Лучше бы он прострелил мне голову… – Нойман горько усмехнулся. – Я – не врач, я похотливое и порочное животное… – думал он. – Как некрасивы мужские ноги…»
Нойман плюхнулся на кушетку, ладонь потянулась к свинцовому от напряжения члену. Сжала до боли тестикулы. Он нарочно старался причинить себе боль, чтобы прогнать жестокое желание обладать тою, которая принадлежала не ему.
Он много раз мысленно входил в Людочку, раздвигая, надрывая узенькое и влажное колечко ее нетронутой вагины. Снова и снова проталкивал в нежное и горячее нутро своего распухшего от желания друга. В его мечтах она сначала брыкалась и хныкала. Но он был неумолим. Одной рукой он держал Людмилу за талию, другой буквально насаживал на себя. Текла кровь, пухлые капли покрывали собой все простыни и кафельную плитку на полу. Слишком много крови… О, я разворочу ей все… А потом… потом… Я как господин, как законный муж, войду и в ее анус. Его колечко плотно обхватит мой член. Она снова будет стонать. Ей это будет приятно… Но кончать я буду только в вагину. Ибо она должна быть всегда беременной. Всегда… И много рожать… Аа-аа-аа!
На желтоватые ромбики метлахского кафеля брызнули густые белые капли. Он не вытирал их. В этот день он много курил, пил чай и снова и снова онанировал, сидя на кушетке…
* * *
– Поедем обедать! Я сделал заказ в том, нашем ресторане, куда я водил тебя первое время. Там нам никто не будет мешать.
– Но там тот официант, – возразила она.
– И замечательно. Давай, снова его чем-нибудь поразим.
– Ну, нет…
Когда они вышли из экипажа, Людмила внезапно поежилась. Ею овладело странное, до боли знакомое чувство. Снова начало казаться, что на них кто-то смотрит. Она огляделась по сторонам, но не увидела ничего подозрительного. Справа от них остановился такой же экипаж, и какой-то седой джентльмен подавал руку совсем молоденькой, безвкусно одетой молодой особе. Та стреляла ярко подведенными глазами и, казалось, была немыслимо рада тому, что ее ведут в ресторан. На мгновение перед Людмилой нарисовалась четкая картина того действа, что непременно произойдет с этой парой в отдельном кабинете. И ей стало омерзительно. Она внутренне посочувствовала этой нелепо одетой девице – той, в отличие от нее, Людмилы, приходилось терпеть ласки неприятного старикашки.
Впереди атласными жилетами и пышными рукавами светлых рубах маячили два, гладко причесанных официанта – должно быть, они вышли на улицу покурить. Все это было не то… А что же? Внезапно похолодели руки, и взмок затылок – капелька пота заскользила по тонкой шее. Граф, напротив, чувствовал себя уверенно. Он вел ее под руку, не смотря по сторонам. Когда они почти взошли на крыльцо ресторана, Людмила увидела темный силуэт мужчины среди густых кустов сирени. Он промелькнул, словно призрак, и снова растворился в летнем тягучем зное. Она вздрогнула, гулко забилось сердце… Нога ступила на каменную лестницу, Людочка пыталась рассмотреть темный силуэт и запнулась.
– Осторожно, моя дорогая!
Он вел ее по длинному коридору, мимо отдельный кабинетов. По коридору летали официанты и половые мальчишки. «Два жульена в десятый номер! Одно шампанское в пятый» – кричал кто-то. Один из половых походил на ее младшего брата – она так и не повидалась с мальчиками, пока гостила у мамы. Тревожным взглядом она бегло и исподволь рассматривала лица официантов – среди них не было того, перед кем ее заставил обнажиться Краевский.
«Слава богу! – думала она. – Но кто, тот господин, в черном? Почему он преследует нас? Он хочет нас убить? Или меня одну? А может, это сам диавол пришел за моей душой?»
– Мила, отчего у тебя такие холодные руки? На улице жара, а пальчики твои холодны, словно лед. И ты вся дрожишь? – с участием спросил Краевский.
– Анатоль, мне нехорошо.
– Пойдем скорее. Тебе надо поесть горячего.
Они прошли в кабинет. Она устало опустилась на стул.
– Ну, что с тобой?
– Не знаю… Мне отчего-то очень тревожно.
– Ты стесняешься того официанта? Так если он и придет нас обслуживать, я могу его прогнать.
– Нет, то есть да… Я не хотела бы с ним встречаться. Но главное не в этом: я снова видела ЕГО.
– Кого?
– Того господина, в черном.
– Час от часу не легче. Мила, ну что тебе только в голову лезет? Что за глупые страхи? Отчего же я никого не вижу?
– А вы вообще никого не замечаете… Он снова стоял среди деревьев. Он хочет меня убить… – она побледнела и закатила глаза.
