Тем не менее франкская армия разбила стоянку на западном берегу реки, не имея сил переправиться на восточный берег, где находилась Дамьетта и армия нового султана Аль-Камиля. 9 октября 1218 г. он попытался атаковать лагерь крестоносцев; один франкский эскадрон под командованием Иоанна де Бриенна застал врасплох мусульман в момент, когда они высаживались с кораблей и только что перешли мост. Иоанн сбросил пехотинцев в реку, а египетская конница не смогла преодолеть рвы, вырытые перед христианским лагерем сообразно обычной тактике франков. Повторные атаки как франков, чтобы перейти на восточный берег, так и Аль-Камиля занять западный, не увенчались успехом. Случай позволил христианам совершить переправу без боя: заговор против султана вынудил того бежать к Каиру, и охваченная паникой армия разбежалась. К своему великому удивлению, франки смогли занять мусульманский лагерь и овладеть в нем большой добычей (5 февраля 1219 г.). Несмотря на подход правителя Дамаска, позволившего усилить армию его брата Аль-Камиля и собрать ее, осада Дамьетты, собственно говоря, началась.
Именно в тот момент мусульмане, готовые на все, чтобы устранить угрозу, нависшую над Египтом, предложили Иоанну де Бриенну уступить ему Палестину в обмен на снятие осады. Иоанн, равно как и сирийские бароны, весьма благосклонно отнесся к этому плану, но он уже не был неоспоримым главой армии: подоспели не только крестоносцы — киприоты Гуго Цезарейского, французы Гуго де Лузиньяна, Эрара де Шасене, Жана д'Эпуасса, Готье де Немура и Жана д'Арси — но папа назначил двух легатов, чтобы сопровождать крестовый поход. Злой рок повелел, чтобы один из них, Робер де Курсон, умер; его собрат, испанец — Пелагий остался в одиночестве — или, как пишет об этом Эракль, «кардинал Роберт скончался, а кардинал Пелагий выжил, чтобы было большим несчастьем…». Высокомерный, вспыльчивый, амбициозный, Пелагий к этому времени был ответствен за провал, вызванный его спесью и непреклонностью, переговоров между греческой и римской церквами — также как в 1053 г. это сделал другой легат, кардинал Умберто. Пелагий потребовал для себя руководства крестовым походом и создал для себя целую партию приверженцев. Именно поэтому это двойственное руководство вскоре привело к губительным результатам: большинство крестоносцев (кроме французов), особенно итальянцы и монашеские ордена поддержали кардинала, когда он приказал отвергнуть соглашение, на которое король Иоанн уже согласился. Для Пелагия, как и для новоприбывших крестоносцев, захват Дамьетты был не просто приобретение залога, предназначенного для обмена на Святую Землю, но первым этапом завоевания всего Египта. Поэтому посланники Аль-Камиля были отосланы, и даже обещание мусульман выплачивать ежегодную дань, прибавленное к предыдущим предложениям, было отвергнуто (начало лета 1219 г.).
Однако осада Дамьетты оказалась необычайно тяжелой. Осажденные противостояли непрерывному метанию из военных машин, грозившему им голоду и франкским атакам: штурм, предпринятый 8 июля, провалился. Ведь мусульманам нужно было только предупредить султана об атаке, чтобы армия Аль-Камиля, стоявшая лагерем поблизости от франков, напала на тех с тыла. Наперекор Иоанну де Бриенну, христиане решили ударить на мусульман 29 августа 1219 г. Лагерь султана удалось захватить без труда, но крестоносцы не осмелились там укрепиться, и их отступление обратилось в катастрофу. Тогда египтяне решили воспользоваться этим поражением франков, чтобы договориться с ними заново; они еще раз предложили возвратить Иерусалимское королевство целиком и даже восстановить крепости, которые сами разрушили. Пелагий снова отказался. Правда, его войска увеличились: в сентябре 1219 г. бароны, в особенности английские, привели подкрепления в крестоносную армию. Жители Дамьетты, истощенные, оборонялись из последних сил, и 5 ноября 1219 г. город был взят приступом почти без боя. Гарнизон цитадели сдался сам Бальану Сидонскому (правитель города принадлежал к мусульманской семье родом из Сидона, и потому желал договориться только с тем, кого он мог бы назвать своим сеньором). Несмотря на свою двойную стену, тридцать две башни и бесчисленные турели, крупный торговый город, соперничавший с Александрией, не смог выдержать продолжительной осады.
Впервые франки укрепились в Египте, и это событие произвело колоссальное впечатление как в областях ислама, так и на христиан Востока, тем более что Аль-Муаззаму не удалось добиться значительных успехов: хотя франкский поход на равнину Эсдрелона и завершился поражением Кеймона (29 августа 1218 г.), а генуэзцы не смогли отстоять Цезарею, где после эвакуации населения на их корабли мусульмане разрушили недавно отстроенные христианами стены, две их попытки завладеть новой крепостью Шатель-Пелерен оказались бесплодными. И ради того, чтобы франки согласились уйти из Египта, Эйюбиды были готовы считать Палестину утраченной до такой степени, что начали сносить там крепости: Торон, Баниас, Бовуар, Сафет и даже Фавор были разрушены. Пожертвовали даже самим Иерусалимом, интенсивно заселявшимся иудеями и мусульманами с 1187 г.: Аль-Муаззам снес его крепостные стены, сохранив только Башню Давида, в обстановке паники, охватившей всех жителей. Кроме того, страх сыновей Аль-Адиля был таков, что они даже предложили франкам, обменяв Палестину на снятие осады с Дамьетты, оплатить восстановление укреплений, которые сами только что разрушили. Они рассчитывали сохранить за собой только Трансиорданию и Аравийскую Петру: все земли, которые некогда принадлежали королевству к западу от Иордана, исламу предстояло покинуть.
Представим в этих трагических обстоятельствах расцвет самой необычной литературы, порожденной в среде иудеев или христиан Востока. Все предсказания, что родились со дня мусульманского нашествия, были включены в пророческие книги: в одной из таких книг содержалось пророчество, что король Нубии (Нубия тогда еще была христианской) опустошит Мекку и осквернит могилу Магомета. В другой, «Книге Климента» — без сомнения, приписываемой Клименту Александрийскому, философу III века — написанной по-арабски и имеющей дряхлый вид, предрекалось, что, когда приморский город Египта будет захвачен, одновременно с ним падут Александрия и Дамаск, и два короля, один с Запада, другой с Востока, встретятся в этот год в Иерусалиме. И разве не объявлялось, что сын таинственного пресвитера Иоанна, короля Индии, о котором уже столетие ходили различные легенды, только что захватил Персию: этот «царь Давид», как он назван в письме Пелагия к Гонорию III, находился в десяти днях пути от Багдада, где царил ужас. Рассказывали, что якобы его посланники приказали халифу освободить франкских пленных, которых султан Египта отправил в Багдад. О царе Давиде ходили самые разнообразные слухи: информаторы ордена тамплиеров уверяли, что в его армию входят 4 миллиона бойцов и приписывали ему власть над двумя королевствами с тремя сотнями городов в каждом. Помимо этих слухов, за которыми скрывалось нашествие монголов, наводнивших Хорезм и Иран, более правдивые сведения показывали, что Восток внимательно следит за кампанией в Египте: Пелагий просил у грузин выступить в поход и осуществить диверсию, напав на какой-нибудь мусульманский город в Армении. Грузинская армия действительно двинулась вперед, когда монголы добрались до Кавказа и обратили ее в бегство.
Несомненно, что на фоне умонастроений окружения легата, испытавших влияние всех этих апокалиптических пророчеств, которые предрекали неминуемое падение ислама, и связей, которые Пелагий наладил со всем восточнохристианским миром — поразительно, насколько полно Оливье де Падерборн представлял себе положение вещей на Востоке в начале XIII в., — заботы Иоанна де Бриенна должны были показаться кардиналу необычайно мелочными. Ислам вот-вот был готов рухнуть, а этот государь думал только о том, чтобы возвратить несколько жалких городков Иудеи. К этой первой причине размолвки из-за цели крестового похода прибавились другие. Иоанн повел себя в Дамьетте как король: он не только владел целым кварталом в городе, но и назначил туда «бальи». Он даже стал чеканить монету: сохранились серебряные денье (довольно низкой пробы), похожие на те, что Иоанн выпускал как король Иерусалимский, но с надписью «+ Иоанн + Король Дамьетты» вместо «+Иоанн +Король Иерусалима». Однако Пелагий не был с этим согласен: церковь организовала поход, следовательно, церкви должны были достаться сделанные в ходе его завоевания — и итальянцы, жаждавшие стать хозяевами этого крупного торгового города, нашли с легатом общий язык. Пелагий стал вести себя как диктатор: разве он не отлучил тех, кто нашел жилье в той части города, что досталась королю, от церкви?
