Не потревожив сна безголовых дам в шкафу Синей Бороды, чью запертую дверь едва успела заметить, я оказалась в чердачном помещении, в меховой мастерской. Вернее перед меховой мастерской. Еще одна закрытая дверь стараниями недоверчивого шефа этого нового отделения. Его зовут господин Манто, что, быть может, предопределило его призвание. Его не предупредили о моем визите, и он не собирался позволять кому-либо совать свой нос в тайны производства. Пришлось вести переговоры, ссылаться на руководителей.
– Знаете, – объяснила мне первая мастерица, – ему случалось отказывать в визите, разрешенном самим господином Диором. Начальники ведут себя словно проконсулы. Они похожи на губернатора Монтаны, который провозглашает некоторые декреты, зачастую не угодные Вашингтону. Хозяин поощряет такое рвение. Они ощущают его поддержку, когда проявляют строгость, опасаясь шпионажа.
Пальто от Диора, 1958
В конце концов, после двух или трех телефонных звонков, сопровождавшая меня секретарша добилась заветного разрешения. Дверь распахнулась, открыв перед нами сказочные реки норок, таких прекрасных, что брала оторопь, когда их резали на чрезвычайно узкие полоски, чтобы потом сшить на машинке. Как сшивали? Боже упаси сказать вам об этом! Потом потянулись другие, выдраенные уборщицами в резиновых перчатках коридоры, приведшие нас в медпункт. Я едва осмеливаюсь использовать это слово, в котором сконцентрирована вся боль серых часов в колледже, чтобы описать голубой рай, предназначенный для сраженных мигренью швей. Специально подобранный голубой цвет стен в комнатах отдыха, где черные шезлонги ожидают тех, кому грозит переутомление. Пол соломенно-желтого цвета. В рамке высокого крохотного окна торчит верхушка Эйфелевой башни. Безмолвие и спокойствие парижских крыш.
Рядом расположены двери медицинского кабинета молодой докторши Пи, приходящей на работу ежедневно (горящая красная лампочка указывает «занято»), и кабинета офтальмологии, работницы посещают его регулярно, чтобы проверить глаза, свой профессиональный инструмент. Скользя по черному полу меж темно-синих стен, на которых видны измерительные офтальмологические приборы, гид объясняет:
– Эта клиника была открыта зимой 1954/1955 года на месте бывшего чердака, где хранились архивы, поэтому здесь крыша мансарды.
Кстати, Дом постоянно заботится о здоровье своих служащих.
Организована профилактическая сеть не только на месте (к примеру, установка воздушных фильтров в отдельных службах, в частности в отделе упаковки), но и вне работы. Стоит врачу решить, что кто-то нуждается в передышке, работницу тут же посылают в дом отдыха в замке де Вер-ле-Гран, купленном специально для того, чтобы восстанавливать служащим природный цвет лица.
Бесплатное питание полагается всем, кто не достиг восемнадцати лет, ведь в этом возрасте молодежь голодна, как охотничья собака. Кстати, заглянем в столовую. Обширное помещение с полом, выложенным звонкими плитами, сразу догадываешься, как часто здесь орудуют уборщицы в резиновых перчатках.
Зал рассчитан на триста пятьдесят мест, и каждый день здесь в три смены проходит более тысячи человек. Каждый понедельник тем, кто желает обедать всю неделю, продаются талоны. Стоимость обеда от восьмидесяти до ста восьмидесяти франков, в зависимости от размера зарплаты. В период создания коллекций, напряженной работы и ненормированного режима, всем положен бесплатный ужин, иногда по субботам и воскресеньям. По большей части это тарелки с готовой едой (по-английски): ешь сколько влезет, а количество пищи ограничено лишь аппетитом проголодавшихся. Кроме того, устраиваются торжественные обеды, которые всегда оплачиваются дирекцией в праздничные дни и на следующий день после первых показов коллекций. Меню: курица, шампанское и хорошее настроение. Такова Высокая мода с кулинарной стороны.
Затем посещаем заготовительный цех, где под стеклянной крышей работницы выстраиваются в очередь перед стойкой с окошком, чтобы получить любое сырье, необходимое для работы, потом зал продавщиц с длинными столами, там каждая имеет свое место, как в офисе. И наконец, кабина, похожая на все остальные. Быть может, чуть побольше и с лоджией в виде галереи, где висят вечерние платья. Перегнувшись через балюстраду, можно окинуть взглядом длинные столы для макияжа и окружающие их вешалки. Иными словами, это гардероб, но гардероб императрицы. У каждой манекенщицы свой шкаф с пятнадцатью платьями, предназначенными только для нее, табличка с ее именем и названиями моделей и образчиками тканей. Поскольку манекенщиц двенадцать, сделайте подсчеты и оцените размер комплекса. Здесь царит начальница кабины, больший или меньший диктатор. Несмотря на почти военную выправку, они часто нежны и понятливы.
К примеру, могут не сообщать кому следует об опоздании манекенщицы, что в некоторых домах считается поводом для немедленного увольнения. Начальница кабины обычно держит судьбу девочек в своих руках. У нее, конечно, есть любимицы, но в ее интересах не особенно вызывать ревность. Она играет такую ответственную роль, что может решать вопрос о найме. Для этого достаточно дать не приглянувшейся ей новенькой манекенщице посредственное платье, не соответствующее ее росту. Дело сделано, если только сам модельер не укажет платье, которое хотел бы видеть на «подопытной свинке».
Любимая модель Кристиана Диора – Ренэ в вечернем платье из синего атласа, Париж, 1955
Манекенщицы сообщают начальнице кабины, что надо доделать или исправить. Если изменения большие, модель отправляется на доработку в изготовившую ее мастерскую.
Иначе ее оставляют в кабине, где костюмерши, бывшие подручные работницы, приводят их в соответствие. Таким образом, несмотря на небрежное обращение продавщиц с платьями, те не теряют совершенства.
Вся ответственность возложена на начальницу кабины, и та должна быть готова, как на любом товарном складе, к детальной ревизии. Начальница заботится только о «своей» коллекции и ревниво обихаживает ее, словно здесь все принадлежит ей: двести пятьдесят моделей, сто пар обуви, еще большее количество пар перчаток, тридцать хрупких колье и сверкающий набор серег, брошек, клипсов. Она властвует над этой вселенной, как губернатор над своей провинцией.
Свадебное платье от Диора, 1958
Конечно, не все дома моды построены по одному и тому же образцу, но я решила показать именно Дом Диора, потому что он мне показался типичным примером фирмы, приспособившейся к экономическим нуждам послевоенного периода, ощущающей, откуда дует ветер, постоянно старающийся опередить будущее, с риском вызвать возмущение, ведь не в столь далеком прошлом Высокая мода и крупный бизнес существовали сами по себе.
