Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
В России советской все были просто убеждены в том, что составленная В. А. Бильбасовым ропшинская хроника наиболее близка к истине. И никто, даже борец со стереотипами Н. Я. Эйдельман, никогда не сомневался в виновности Орлова, который исполнил «мечту матушки» Екатерины и 6 июля избавил ее от «урода». Традиция чтить трактовку Василия Алексеевича сохранилась и в России постсоветской. Так, Н. И. Павленко считает, что Петра Федоровича не стало 6 июля, а заговорщики «не осмелились бы совершать акт насилия над экс-императором, если бы не были уверены в своей безнаказанности» со стороны Екатерины. Ему вторит и Е. В. Анисимов, уверенный в том, что к списку виновников драмы 6 июля «справедливость требует прибавить еще одно имя: Екатерина Вторая».
К квинтэссенции рассказа Шумахера за редким исключением – отношение скептическое. И действительно, трудно поверить, что царица, которой все подвластно в империи, никак не причастна к ропшинскому преступлению. Ну а уж дата 3 июля просто выдает неосведомленность сотрудника датского посольства. Ведь все знают, что в Манифесте Екатерины II от 7 июля черным по белому написано: «В седьмый день после принятия Нашего престола Всероссийскаго получили мы известие, что бывший император Петр Третий обыкновенным и прежде часто случавшимся ему припадком гемороидическим впал в прежестокую колику… Но… вчерашняго вечера получили мы другое, что он волею Всевышняго Бога скончался».
А как это произошло, подробно описано в третьем письме Алексея Орлова: царь-батюшка и охранники выпили, поспорили, обменялись тумаками, в результате император – задушен. Все вполне правдоподобно. Какие могут быть сомнения?
И все-таки нашелся человек, который, будучи не вполне удовлетворенным аргументами Бильбасова, прочитав рассказ Шумахера, «внушавший к себе известное доверие», предпочел оставить вопрос открытым. Его вывод, высказанный в печати в 1893 году, по существу, можно свести к одной фразе: точного ответа НЕ ЗНАЮ. Человеком этим был Казимир Валишевский. Но для профессиональных историков Валишевский – личность странная. Он проповедовал идею, не упуская «…ни одного из серьезных элементов научного исследования… использовать их, не нагоняя ту скуку, которая… является обязательной, согласно требованиям профессиональной этики».
Иными словами, польский историк, опережая свое время, стремился донести до широкой публики подлинную историю не в виде сухо и нудно изложенных фактов, а так, чтобы читатель его произведений мог реально представить себе живые картины прошлого. По большому счету, попытка поляка оживить историю потерпела неудачу. Для оживления необходимо глубокое знание мельчайших деталей быта, хода событий, а также биографий участвующих в них людей. А Валишевский, интересуясь вторым, пренебрег первым и в значительной мере третьим. В итоге получилось то, что В. А. Бильбасов не совсем точно именовал романами, – увлекательное, но поверхностное отображение реальной истории.
И тем не менее, несмотря на все промахи, Валишевский был действительно добросовестным историком. И, как добросовестный историк, он верно почувствовал что-то неладное в опубликованном в 21-й книге «Архива Воронцова» в 1881 году нашумевшем письме Алексея Орлова Екатерине II и что-то стоящее в рассказе Шумахера. Но толком разъяснить свою позицию он не смог. Поэтому от нее легко отмахнулись. А напрасно!
Если задуматься, то на чем, собственно, основывается каноническая версия? На трех письмах Алексея Орлова (одном от 2 июля и двух от 6 июля); Манифесте Екатерины от 7 числа, с которым увязывают письма Орлова от 6 июля; рассказах секретаря французского посольства К. Рульера, искусно намекнувшего на вину Екатерины («Нельзя достоверно сказать, какое участие принимала императрица в сем приключении. Но известно то, что в сей самый день, когда сие случилось, государыня садилась за стол с отменною веселостью»); и по сути согласного с ним саксонского дипломата Г. Гельбига. Вроде бы немало. По крайней мере, противостоит этой «глыбе» всего лишь сочинение Шумахера…
Подождите! Давайте еще раз все взвесим. Концепция Шумахера: задушен офицерами по приказу некоторых вельмож 3 июля. Концепция, изложенная Бильбасовым: задушен офицерами во главе с А. Г. Орловым по приказу Екатерины 6 июля. Стоп! Но Бильбасов просто пересказывает версию К. Рульера. Ведь именно тот настаивает на том, что Петра III задушили офицеры Орлова через шесть дней после революции.Стало быть, мы являемся свидетелями профессионального поединка не историка с дипломатом, а двух дипломатов.
И Рульер, и Шумахер служили в России секретарями посольств, французского и датского соответственно. Оба летом 1762 года находились в Санкт-Петербурге (правда, А. Шумахер отсутствовал в России с 4 июля по 15 сентября, отлучившись через Швецию в Копенгаген с курьерской миссией). Оба собирали информацию о случившемся в Ропше. Оба составили свои версии, в ряде мест перекликающиеся (упоминания о попытке отравления ядом; о требовании Петром мопса и скрипки; о причастности к преступлению Теплова). Других версий ропшинской драмы мы не имеем. Следовательно, нам необходимо сопоставить сочинения Рульера и Шумахера с другими известными прямыми и косвенными фактами, чтобы выяснить, кто из дипломатов выявил наиболее точную информацию и кто из них сумел действительно проникнуть в тайну ропшинского дворца.
Между тем Бильбасов (которого извиняет незнание подлинных писем А. Г. Орлова и запрет Александра III на работу в архивах), а вслед за ним и остальные историки, поступили иначе. Они, произвольно выбрав за основу понравившуюся им концепцию Рульера, подкрепили ее письмами Петра III, Алексея Орлова, Екатерины; мемуарами Дашковой и Манифестом от 7 июля. Разбавили все любопытными деталями «Истории» Шумахера и повествования Гельбига, после чего полученное «блюдо» предложили жаждущей разгадки общественности, которая с энтузиазмом приняла труд российских ученых.
Более ста лет никто не задавался вопросом о качестве приготовленного, пока в сентябре 1995 – феврале 1996 года историк О. А. Иванов не взорвал вековую тишину грандиозной сенсацией: третье письмо Алексея Орлова – фальшивка, сфабрикованная Ф. В. Ростопчиным. И, правда, куда только раньше смотрели его коллеги! Их прямой обязанностью было проверить достоверность этого письма. Хотя бы потому, что два послания сохранились в автографах, а третье – только в копии, да еще с приложением рассказа о том, как Павел I, прочитав бесценное письмо-алиби, бросил его в огонь. Рассказа, делающего из императора, мягко говоря, ненормального человека, если вспомнить, что Екатерина Дашкова в мемуарах, упомянув сей эпизод, процитировала радостное восклицание преемника Екатерины: «Слава Богу! Теперь разсеяны последния мои сомнения относительно матери в этом деле».
А ведь требовалась от историков самая малость: сличить подлинники с копией и увидеть излишнюю откровенность третьего письма, которую лучше не доверять бумаге; отличие стиля третьего послания от стиля двух подлинников; обращение в копии к Екатерине на «Ты», а в подлинниках на «Вы» (как всегда делал Орлов); непозволительное именование в третьем письме отрекшегося 29 июня императора «государем» без прилагательного «бывший»; противоречия в тексте («хотели разнять» и «не помним, что делали»), чтобы удостовериться в правильности вынесенного О. А. Ивановым приговора: третьего письма в июле 1762 года не существовало, а переписка А. Г. Орлова с Екатериной прервалась на первых двух. Помимо основного исследователь сделал еще два смелых вывода: Петр Федорович погиб ранее 6 июля, скорее всего, 3-го числа, а виновна в том группа вельмож.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
