— Ты всегда обо мне заботишься, — улыбаюсь я. — Как ты находишь время для Томаса?
Метиас обдумывает мои слова, потом хмыкает:
— От тебя ничего не скроешь.
— Расскажи мне про вас.
Мне тяжело даются эти слова, правда я не понимаю толком почему. У меня такое чувство, будто я забыла что-то важное.
— Я никому не скажу. Ты, наверно, боялся, что коммандер Джеймсон узнает и припишет вас к разным патрулям?
Метиас опускает голову, сутулится:
— Просто не было повода сказать тебе об этом.
— Ты его любишь?
Я понимаю, что сплю и любые слова Метиаса — лишь проекция моих собственных мыслей на его образ. И все же я чувствую боль, когда он опускает голову и отвечает с еле заметным кивком:
— Думал, что да.
Я его едва слышу.
— Мне так горько, — шепчу я.
Он ловит мой взгляд глазами, полными слез.
Я пытаюсь обнять его за шею. Но вдруг все исчезает, и я оказываюсь в другом месте — на чужой кровати в комнате с выбеленными стенами. Метиас растворяется в дымке. Вместо него появляется Дэй, теперь он ухаживает за мной, его голова в обрамлении волос, светлых, как само сияние, нависает надо мной, его руки поправляют полотенце на моем лбу, глаза внимательно вглядываются в мои.
— Эй, Сара, — называет он меня вымышленным именем. — Не беспокойся, ты в безопасности.
Я моргаю, ошеломленная переменой обстановки.
— В безопасности?
— Нас задержали полицейские Колоний, а потом, когда узнали меня, отвезли в госпиталь. Видимо, здесь обо мне все слышали, и это работает на нас.
Дэй застенчиво мне улыбается.
Но на сей раз я настолько разочарована его появлением, мне так горько снова терять Метиаса на задворках моих снов, что я кусаю себе губы, чтобы не расплакаться. Руки у меня так ослабли, я бы, вероятно, все равно не смогла обнять брата за шею и удержать его.
Улыбка сходит с лица Дэя — он чувствует мою скорбь. Прикасается к моей щеке одной рукой. Его лицо так близко, оно лучится в мягком вечернем свете. Собравшись с силами, я приподнимаюсь, чтобы он прижал меня к себе.
— Ах, Дэй, — шепчу я в его волосы; рыдания, которые я так долго сдерживала, прорываются в мой голос. — Мне его так не хватает. Так не хватает. Мне так горько, так горько, что могло быть иначе.
Я снова и снова повторяю слова, что сказала Метиасу во сне, те слова, что буду всю жизнь повторять Дэю.
Дэй крепче прижимает меня к груди, гладит мои волосы, чуть покачивает, как ребенка. Я цепляюсь за него, как за спасительную соломинку; не в силах перевести дыхание, я утопаю в жару, грусти и пустоте.
Метиас снова исчез. Он всегда исчезает.
Дэй
Джун засыпает только через полчаса, накачанная лекарствами, что ей ввела медсестра. Она снова оплакивала брата — будто свалилась в яму и разбилась и теперь любой может увидеть ее кровоточащее сердце. Ее сильные темные глаза теперь смотрят… сломленно. Я морщусь. Я знаю, каково потерять старшего брата. Я смотрю, как ее глаза дергаются под закрытыми веками, возможно, она опять погрузилась в кошмар, из которого мне ее не вытащить. И поэтому я делаю то, что она всегда делает со мной, — глажу ее волосы, целую влажный лоб. Похоже, ей это мало помогает, но я все равно глажу и целую ее.
В госпитале относительно тихо, не считая некоторых звуков, накрывающих меня с головой одеялом белого шума. Потолочные лампы слабо гудят, что-то слышится и с улицы. Как и в Республике, на стенном экране поток новостей с фронта. Но в отличие от Республики, новости перемежаются рекламой, похожей на ту, что мы видели на улице. Рекламируют вещи, мне непонятные. Спустя какое-то время я отворачиваюсь от экрана. Я вспоминаю, как мама успокаивала Идена, когда он заразился чумой, как она шептала слова утешения, прикасалась своей больной забинтованной рукой к его лицу, как к кровати подходил Джон с миской супа.
Мне горько за все, сказала Джун.
Несколько минут спустя дверь в палату открывает женщина-солдат и подходит ко мне. Та самая, которая узнала меня и доставила в этот пятиэтажный госпиталь. Она останавливается передо мной, коротко кивает. Будто я офицер или какая-то важная персона. Не меньше меня удивляет и то, что она — единственный военный в палате. Они не видят во мне и Джун угрозы. Ни наручников, ни даже охранника у дверей. Знают ли они, что именно мы сорвали убийство Президента? Если они финансируют Патриотов, то рано или поздно узнают. А может, им вообще не известно, что мы работали на Патриотов? Рейзор взял нас в игре на довольно позднем этапе.
— Вашей подруге лучше, я полагаю?
Ее глаза останавливаются на Джун. В ответ я лишь киваю. Лучше, если никто здесь не узнает, что Джун — любимый гений Республики.
— С учетом ее состояния, — говорит женщина, — девушке придется остаться здесь до тех пор, пока она не сможет передвигаться самостоятельно. Если хотите, оставайтесь с ней здесь, но имейте в виду, корпорация «Дескон» будет счастлива оплатить для вас отдельную комнату.
Корпорация «Дескон» — еще одна штука, которой я не понимаю. Но я ни в коем случае не собираюсь выяснять причину их щедрости. Я настолько знаменит в Колониях, что мне обеспечивают лечение по высшему разряду в местном госпитале. Так что буду пользоваться, пока дают.
— Спасибо, — отвечаю я. — Меня все здесь устраивает.
— Мы принесем для вас дополнительную кровать, — говорит она, указывая на свободное место в палате. — Утром зайдем узнать, как у вас дела.
Я снова наблюдаю за Джун. Но женщина не уходит, и я поднимаю на нее удивленный взгляд:
— Могу я сделать для вас что-нибудь еще?
Она краснеет и отмахивается от моего вопроса, пытаясь напустить на себя непринужденный вид.
— Нет, я только… значит, вы Дэниел Элтан Уинг? — Она словно пробует мое имя на вкус. — «Эвергрин энтерпрайзис» печатает истории о вас. «Бунтарь Республики», «Призрак», «Непредсказуемый» — у них чуть не каждый день выходит новый рассказ с вашей фотографией. Говорят, вы в одиночку бежали из лос-анджелесской тюрьмы. Слушайте, вы и в самом деле встречались с певичкой Линкольн?
Эта мысль настолько нелепа, что я не могу не рассмеяться. Я не знал, что в Колониях следят за артистами Республики, назначенными правительством.
— Линкольн для меня старовата, вам не кажется?
Мой смех снимает напряжение — женщина смеется вместе со мной.
— В любом случае на этой неделе вы с ней встречаетесь. На прошлой «Эвергрин энт.» сообщала, что вы отразили все пули расстрельного взвода Республики и избежали казни.
Она снова смеется, но я на сей раз молчу.
Я не отражал пуль. Я позволил принять их на себя моему старшему брату.
