У четы Курасовых своих детей не было, ребенок-мальчик был приемный, его имя было Спартак, но приемным родителям больше нравилось называть сына Юркой, они его так и звали.
После года с небольшим работы у них Маруси Курасовы переехали в Москву. После них она работала еще в двух семьях, о которых отзывалась очень хорошо. Хозяева последней семьи, где она служила, сами посоветовали и помогли ей поступить на лесопильный завод в Старой Деревне, говоря, что в рабочем коллективе она скорее разовьется, приобретет специальность и продвинется.
Все эти годы Маруся в свободные дни время от времени заходила к нам. Случалось, что у нас были гости, и мы приглашали ее к столу. Она держалась скромно и с достоинством и всем, кто ее видел, нравилась.
Как-то раз, когда во время отпуска я был в деревне, к нам в дом пришла немолодая уже женщина, назвалась Марусиной матерью и попросила передать своей дочери небольшую посылку — головку самодельного сыру. При этом Евлания Сергеевна простодушно пыталась дать мне десять копеек на трамвай. Я посылку обещал передать, а от денег, конечно, отказался.
Когда в Ленинграде я принес Марусе посылку на Петроградскую сторону, она, аккуратно одетая и причесанная, так мило захлопотала, чтобы угостить меня чаем, что я не смог отказаться. Чай и к нему печенье она подала мне на красивом подносике. Стала деликатно спрашивать о жизни в деревне.
Я ушел от Маруси с приятным чувством. В другой раз я испытал такое же приятное чувство от встречи с Марусей, когда она пришла к нам в хорошо сидевшем и очень шедшем к ней ковровом платье. Я любовался ею, но невестой себе не считал.
А между тем знакомые женщины донимали меня вопросами, почему я долго не женюсь, и советовали поскорей жениться. На такие советы я отвечал, например, жене Князева Марии Андриановне:
— Найдите мне невесту, похожую на вас, и я сразу женюсь. — Я и в самом деле хотел, чтобы у меня была такая жена.
— Ишь, тезка, черт, в мою жену влюбился, — смеялся ее муж.
Марии Ивановне Коленкевич я говорил, что у меня нет невесты, а она отвечала:
— А зачем ты от твоей литвинки отстал?
И только жена брата Вани Ксюша да сестра невестки Клавди Дуня как-то в праздник после ухода от нас Маруси воскликнули:
— Ну чем тебе, Федя, это не невеста? Посмотри, какая она хорошенькая!
С тех пор я стал замечать во внешности Маруси все больше и больше сходства с женою Князева. Но вот однажды Дуня показала мне фотокарточку Маруси в профиль с модной прической, в темном платье с кружевной отделкой и большой ниткой белых бус на шее, и я нашел, что Маруся не только моложе, но и красивее жены Князева.
Я спросил Дуню:
— А за что в деревне Федора, Марусиного отца, мужики не уважают? Что он, пьяница, драчун или нечист на руку?
— Что ты, Федя! — возмутилась она. — Федор — хороший мужик, детей своих любит и честный, только живет не совсем так, как все, вот некоторые на него и злятся.
У меня отлегло от души. Я стал думать о Марусе как о возможной невесте.
Но меня смущала не разность в летах и не то, что у Маруси нет никакого приданого, и не опасенье отказа с ее стороны, а значительная разница в моем и ее общем развитии и еще тот высокий авторитет нашей семьи и нелестная репутация, как непутевого мужика, отца Маруси в деревне. Короче, я боялся, что, если я женюсь на Марусе, деревенское общественное мнение да и отношение к браку с ней моих отца и мачехи будут не в мою пользу.
Во мне шла борьба. Я взвешивал все «за» и «против» и внутренне мучался. «За» были известные мне случаи неравных браков, например женитьба Н. А. Некрасова на простой девушке Фекле (Зинаиде), А. Ф. Маркова на Прасковье Ивановне, а также сожаление покойного брата Илюши, что он в свое время отверг предложенную ему невесту Маню Лодыгину. Вспомнилась досада отца, с которой он мне как-то сказал:
— И как ты можешь жить до таких лет неженатый? Да я бы на твоем месте Дуняшку Павла Ефимова взял, а не стал жить без жены! (Дуняшка была очень неказистенькая тихая крестьянская, уже не молоденькая девушка в нашем селе.)
«Против» — то, что я сказал выше.
Не в малой мере торопила меня с решением вопроса о женитьбе и известная басня И. А. Крылова «Разборчивая невеста». А главное, естество молодого, здорового мужчины властно требовало наличия подруги жизни. Мысль встретить очередную зиму 1930–31 года в одиночестве меня просто ужасала.
В это время я жил уже один в комнатке в седьмом этаже, в которую меня временно пустил пожить мой товарищ по работе Степан Объедков, уехавший в числе двадцати тысяч городских рабочих по призыву партии помогать в проведении коллективизации деревни. Интересно, что Объедков стеснялся своего имени Степан и, знакомясь, называл себя Сережей.
И еще одно обстоятельство подтолкнуло меня на решительный шаг. Передовой рабочий, не помню, какого завода, по фамилии Слободчиков, предложил объявить четвертый квартал 1930 года ударным, чтобы успешнее выполнялась первая пятилетка. Объявили. Портрет товарища Слободчикова напечатали в газетах, которые осветили этот почин.
Женюсь-ка я в этом ударном квартале, — решил я, а так как, кроме Маруси Зайцевой, у меня ни к какой другой девушке душа не лежала, то в понедельник 13 ноября 1930 года днем я пошел делать ей предложение.
Маруся в то время работала отметчицей на лесопильном заводе и жила в переулке Чехова (бывш. Эртелев).
По пути я зашел в подвал на Литейном. Невестка предложила мне позавтракать. Налила рюмочку водки. Это ничуть не изменило моего намерения, о котором я, во избежание отсоветований, ни слова не сказал Клавде.
Кажется, не было еще и двенадцати часов, когда я пришел к Марусе. Она стояла у корыта и стирала белье, раскрасневшаяся, с капельками пота на лбу и с мыльной пеной на руках.
Не дав ей времени удивиться моему столь раннему приходу, я тут же на кухне у корыта сделал ей предложение и попросил одеться и идти со мной в загс регистрировать брак.
Раздумье Маруси было недолгим. Не требуя от меня заверений в вечной любви и верности, она весело стряхнула с рук мыльную пену, быстро оделась, и мы, вероятно, в течение получаса зарегистрировали наш брак, после чего Маруся пошла достирывать белье, а я — кормить своих беспризорников и прочий пришлый и приезжий неприкрепленный люд.
Возвращаясь домой с работы в час ночи, я увидел в своих окнах в мансарде на седьмом этаже огонек. У меня забилось сердце. Итак, наконец-то я женат и меня дома ждет с работы жена! Как-то сложится наша жизнь?
Иллюстрации Церковь в селе Парфеньево.
Фото 1970-х гг.
Село Парфеньево. Отчий дом.
